Леонид Гаврилкин - Остаюсь с тобой

- Добрый вечер... - Запнулся. Хотел назвать Катю по отчеству, но не знал, как звали или зовут ее отца, а назвать только по имени постеснялся.

- Добрый вечер, Иван, - сказала она так просто и обыденно, с такой улыбкой на лице, что Алесич сразу почувствовал себя как дома. - Раздевайся, проходи. Вот посидим, поговорим, а то ведь и говорить можно разучиться. - И, подождав, когда он снимет пиджак и повесит на спинку стула, исчезла за ширмой, которая разделяла вагончик на две половины.

На столике возвышалась бутылка вина и пара бутылок минералки. Но ничего, можно и не пить. Разве только сама захочет. Для храбрости. Тогда не откажешься.

Ширма всколыхнулась, оттуда вышла Катя в коротком, выше колен, зеленом платье, в туфлях на высоких каблуках. Сейчас она казалась более стройной, выше ростом. Лицо побледнело, серые глаза потемнели - или они казались такими оттого, что в вагончике было мало света. Черные волосы, раскинувшись густым снопом на плечах, сдавалось, оттягивали своей тяжестью голову назад. Катя подобрала платье, накрыв им табуретку, села. Сразу же взяла вилку и начала раскладывать закуску по тарелкам. Ее руки медленно плавали над столиком. Она говорила тихо, чуть не шепотом, подчеркивая этим то волнующее, таинственное, что было в этой их встрече.

- Я заметила, что ты не поехал на выходной. Подумала, некуда ехать. Вижу, грустный всегда. Думаю, горе у человека... А тут воду горячую просишь. Я и сомневаться перестала. Знаешь, раньше мне все люди казались одинаковыми. А как случилась со мной беда, то я будто сняла темные очки. Вижу всех одиноких, несчастливых. Тебя жалко. Почему, я и сама не знаю. Но я хотела не об этом. Я не знаю, как и благодарить тебя, что помог избавиться от штангиста. Как подумаю, что ночью снова будет стучать в двери, хоть на кухне ночуй. А с той ночи его не было. Письмо только прислал. Мол, убедился, что не зря подозревал, жалею, что раньше не разглядел тебя... Пишет, что я предательница по природе. А мне кажется, он просто искал зацепку, чтобы бросить меня, а самому остаться чистеньким. И нашел, - она вдруг обиженно всхлипнула, вскочила, бросилась за ширму, но скоро снова вернулась, села и дальше рассказывала уже спокойно, сдержанно. - Поверишь ли, у меня за всю жизнь, кроме него, никого не было. А теперь, может, и не будет. Страшно подумать, что тебя еще кто-нибудь может так обидеть...

"Ясно, - подумал разочарованно Алесич, - ей скучно одной, вот и позвала меня... А я черт-те что подумал. Но... она же позвала не кого-нибудь, а меня... А может статься, я не первый здесь? Мало ли что она говорит..."

- Он и мастеру написал, - продолжала обиженно Катя. - Видела письмо между газетами. Почерк на конверте знакомый. Что написал, не знаю. Но нетрудно представить. Мастер смотрит на меня как на какую-нибудь злодейку. Эх, жизнь, жизнь...

- Бывает, - вздохнул Алесич, с тоской подумал: "Неужели только для того и позвала, чтобы посетовать на свою судьбу?"

Он сидел какой-то беспомощный и растерянный, каким редко бывал в жизни. Катя вопросительно глянула на него, потом улыбнулась, взяла бутылку, открыла, налила ему и себе.

- Давай, Иван, за знакомство.

Он хотел отказаться, но встретил доверчивый взгляд и не отважился это сделать. Чокаясь, улыбнулся. Она ответила ему чуть заметной улыбкой на пухлых губах.

- За знакомство, Иван!

- За вас. - Он отпил глоток, поставил стакан на стол.

- А ты? - спросила Катя, когда уже выпила.

- Я свою норму выпил раньше...

- Тогда хоть ешь, на меня не смотри... Знаешь, настоишься на кухне, так не до еды.

Он с умилением смотрел на нее, всякий раз отводя взгляд, когда она поднимала на него свои потеплевшие серые глаза.

- Тебе и правда некуда ехать? - Поставила локти на стол, подперла розовыми кулаками подбородок - приготовилась слушать долго.

- Почему же некуда? Есть куда. Мать здесь недалеко. Летом жил у нее. Сейчас там нечего делать. Здесь веселее.

- Очень весело, - неожиданно рассмеялась она. - Семья есть?

- Не знаю... Кажется, нет. Живут в Минске. Жена, сын... Точнее, нет семьи... Распалась. Кто виноват? Конечно, муж. У вашего брата всегда муж виноват.

- Ревность? - спросила Катя.

- Нет, - покосился на стакан, отодвинул его от себя, налил и выпил минералки. - Хоть, конечно, была и ревность. Но не из-за нее. Кажется, я виноват. Не надо было жениться. Погулять еще надо было, приглядеться, научиться разбираться...

- Думаешь, научился бы? - усмехнулась Катя. - Пока за сковороду не схватишься, не будешь знать, что она горячая.