Максим Горький: Женщина с голубыми глазами

Был конец сентября; с утра шёл дождь, набережная была покрыта жидкой грязью, и дул ветер, холодный и сырой.

По Волге ходили мутные волны и шумно плескались о берег. Всюду стоял шум, глухой, тяжёлый, сильный... Сновали разные люди, озабоченные, стремившиеся куда-то... И на общем фоне жизни бойкой набережной улицы группа из двоих детей и их матери, спокойно ожидавших чего-то, сразу бросалась в глаза.

Зосим Кириллович Подшибло давно заметил эту группу и хотя держался в стороне от неё, но пристально наблюдал за ней. Он видел каждое движение каждого из троих, и ему было чего-то стыдно...

С Сибирской пристани шёл кашинский пароход, через полчаса отправлявшийся вверх по Волге...

Публика стала сбиваться на дебаркадер.

И женщина с голубыми глазами наклонилась к детям, выпрямилась, вся увешанная свёртками и узлами, и пошла вниз по лестнице, сзади своих детей, шедших, взяв друг друга за руки, и тоже нагруженных чем-то...

Зосим Кириллович должен был тоже идти на дебаркадер. Ему не хотелось этого, но было нужно, и через некоторое время он стоял неподалёку от кассы.

Его знакомая покупала билет. В руках её был толстый жёлтый бумажник оттуда смотрела пачка кредиток.

- Мне бы, - говорила она, - видите ли, так нужно... Их вот, детишек, во второй класс, до Костромы нам, а я в третьем. Можно им для обоих один билет?.. Нет? А то уступите? Покорно благодарю! Дай вам бог...

И она отошла с довольным лицом. Дети вертелись около неё и, хватая её за платье, о чём-то просили... А она слушала их и улыбалась...

- Ах, батюшки, да куплю же, сказала!.. Разве жалко мне? По два? Ну... Постойте тут.

Потом она отправилась на мостки, где торговали разной галантереей и фруктами.

И через несколько времени уже снова стояла около детей, говоря им:

- Вот тебе, Варя, мыло... Душистое! На-ка, понюхай, тебе, Петя, - вот нож... Вишь ты, помню, небойсь. А вот апельсины - целый десяток. Кушайте... не сразу только...

Пароход подошёл к пристани. Толчок. Все закачались. Женщина с детьми схватила их руками за плечи и прижала к себе, тревожно взглянув вокруг себя. Все были покойны, и она, успокоившись, засмеялась. Дети вторили ей. Положили трап, и публика хлынула на пароход.

- Стой! Куда прёшь! Осёл!.. - распоряжался Зосим Кириллович, пропуская мимо себя публику и обращаясь к какому-то плотнику, сплошь увешанному пещером, пилой, топором и другими инструментами. - Чёрт! Пропусти даму и детей... Экой ты несуразный, братец мой! - добавил он уже мягче, когда дама, его знакомая с голубыми глазами, проходя мимо, улыбнулась и поклонилась ему, проходя на пароход...

... Третий свисток.

- Подбирай носовую!.. - раздалась команда с мостика. Пароход дрогнул и медленно пошёл...

Зосим Кириллович окинул глазами публику на палубе и, найдя свою знакомую, почтительно снял фуражку и поклонился ей.

Она ответила ему низким русским поклоном и стала истово креститься.

И поехала в Кострому со своими детьми.

А Зосим Кириллович, посмотрев ей вслед ещё немного, глубоко вздохнул и пошёл с дебаркадера на свой пост. Был он хмур и подавлен. 1895 г.

ПРИМЕЧАНИЕ

Впервые напечатано в "Самарской газете", 1895, номер 197, 14 сентября; номер 199, 17 сентября.

В собрания сочинений не включалось.

Печатается по тексту "Самарской газеты".