Максим Горький: Женщина с голубыми глазами

- Да, да! - торопливо ответил Подшибло.

- Прощайте! Спасибо вам! - И она ушла.

Зосим Кириллович облокотился на стол и минут десять сидел, насвистывая что-то про себя.

- Экая скотина, а? - вслух произнёс он, не поднимая головы. - Тоже дети! Какие тут дети? Х-ха! Этакая гадина!

И опять долго молчал...

- Но и жизнь тоже... если всё это правда. Верёвки вьёт из человека, можно сказать... Н-да... Сердито обращается.

И, ещё помолчав, резюмировал всю работу своей мысли тяжёлым вздохом, решительным плевком и энергичным восклицанием:

- А и погано ж!

- Что прикажете? - вернулся в дверь дежурный чин. - А?

- Что прикажете, ваше-скородие?..

- Пошёл во-он!

- Слушаю-с.

- Осёл! - пробормотал Подшибло и взглянул в окно...

Кухарин всё спал ещё на сене... очевидно, дежурный забыл разбудить его...

Но Зосим Кириллович забыл о своём гневе, и вид свободно развалившегося солдата не возмутил его нимало. Он чувствовал себя испуганным чем-то. Пред ним в воздухе стояли голубые, спокойные глаза женщины и решительно смотрели ему прямо в лицо. Он чувствовал тяжесть на сердце от их упорного взгляда и некоторую неловкость...

Взглянув на часы, он поправил портупею и пошёл вон из канцелярии, глухо проговорив:

- Чай, встретимся еще... Наверное уж.

II

И действительно, встретились.

Как-то раз вечером, стоя в наряде у Главного дома, Подшибло заметил её шагах в пяти от себя. Она двигалась по направлению к скверу своей медленной плывущей походкой, упорно глядя куда-то вперёд себя голубыми глазами, и во всей её фигуре, высокой и стройной, в движениях бюста и бёдер, в серьёзном покорном взгляде было что-то, отталкивавшее от неё; чересчур покорная, фатальная складка на лбу, ещё более резкая теперь, чем в первую встречу, портила её большое, полное русское лицо, делая его резким.

Зосим Кириллович покрутил ус, дал простор некоторой игривой мысли, сразу зародившейся в его уме, и решил не терять из вида эту женщину.

"Ах ты, крокодил! Подожди..." - мысленно послал он ей вслед многообещающее восклицание.

И минут через пять уже сидел с ней рядом на одной из скамеек сквера.

- Не узнаёте? - улыбаясь, спросил он.

Она подняла на него глаза и спокойно смерила его ими.

- Нет, помню. Здравствуйте, - тихо, подавленным голосом сказала она, но не протянула ему руки.

- Ну что, как? Выхлопотали себе книжку?

- Вот! - И она стала шарить в кармане платья, всё с той же покорной миной.

Это несколько смутило полицейского.

- Да нет, мне не надо, не кажите, я верю. Да я и не имею права... то есть... Вы лучше расскажите, как успели? - спросил он и тотчас же подумал: "А очень мне нужно это знать! Вот уж! И чего... манерничаю? Ну-ка, Зосим, валяй прямо".

Но, несмотря на то, что он подбодрил себя этой думой, он всё-таки не решился пойти прямо. Было в ней что-то такое , что не допускало стать сразу близко к ней в известные отношения.

- Успехи-то? Ничего, слава... - и она, не договорив, оборвала речь и густо покраснела.

- Ну вот и хорошо. И поздравляю... Трудно с непривычки? а?

Она вдруг всем корпусом двинулась к нему, лицо у неё побледнело, исказилось, рот как-то округлился, точно она хотела крикнуть, и вдруг снова откинулась от него, - откинулась и приняла старую позу...

- Ничего... Привыкну, - ровно и ясно сказала она и, вынув платок, громко высморкалась.

Зосим Кириллович почувствовал, что у него щемит в груди от всего этого, от её движения, от её соседства и голубых, спокойных, неподвижных глаз. Он разозлился на себя за что-то, встал и протянул ей руку, молча и сердито...

- Прощайте! - ласково сказала она...

Он кивнул ей головой и быстро пошёл прочь, зло ругая себя дураком и мальчишкой...

"Погоди, матушка! Я тебе задам феферу! Уж я тебе покажу себя. Ты у меня перестанешь корчить из себя недотрогу", - грозил он ей неизвестно за что. И всё-таки чувствовал, что ни в чём она не виновата пред ним.

А это ещё более злило его...

III

Недели полторы спустя Зосим Кириллович шёл от караван-сарая по направлению к Сибирской пристани и был остановлен визгом женщин, ругательством и иным скандальным шумом, лившимся на улицу из окна какого-то трактира.

- Полицейский! Караул! - орал задыхавшийся женский голос. Слышались какие-то страшные лязгающие удары, стучала мебель, и кто-то восхищённо, басом, покрывавшим весь шум, гудел:

- Так её! Ещё... раз! Прямо в морду. Э-эх!

Зосим Кириллович быстро вбежал вверх по лестнице, растолкал публику, столпившуюся в дверях трактирного зала, и его глазам представилась такая картина: перегнувшись корпусом через стол, его знакомая, женщина с голубыми глазами, ухватила левой рукой за волосы другую женщину, притянула её к себе и своей правой рукой беспощадно, частыми ударами била её по испуганному, уже вспухшему от ударов лицу.