Андрей Гордасевич - Дуэль на мандаринах

Печалиться было нечему.

- Еще одна, - ровным голосом произнес негр.

- Значит, у тебя тоже семнадцать. Что ж, моя очередь.

Она красива, думал негр, выпуская взгляд сквозь узкие щелки век, заставляя его скользить по почти черным волнам ее тяжелых волос, - по волнам, в которые так хотелось нырнуть, погрузиться всем телом,раздвинуть их руками, чтобы они расплылись, как у ныряльщиц под водой, когда те почти достигли дна и невидимые морские потоки, струящиеся в светлой глубине, разметывают их вопреки всем земным законам, складывают в замысловатые узорчатые скульптуры, перетекающие из образа в образ, будто тающие в подводном Солнце; вплыть в нее или, на худой конец, погрузиться с ней вместе в одно море, теплое, но чуть прохладное у дна, где маленькие рыбки стайками разноцветных блесток расплываются от темных человеческих тел, то поднимаясь, то опускаясь, плавные в своей неизменности: сколько он ни нырял здесь, рыбки всегда казались одного размера, он даже заставлял себя верить, что это одна и та же стайка; так легче было входить в воду с берега - в воду, одновременно манящую и нашептывающую об опасностях, заставляющую мышцы ног сладостно подрагивать, словно перед встречей с незнакомкой; ее чувственный рот двигался, чуть полные губы легко дотрагивались одна до другой, едва заметными движениями ласкали сами себя; ровные, свежие, такие молодые щеки, с гладкой южной кожей, смуглой, но не слишком темной, цвета нежного крема, который он когда-то так любил намазывать на свежие лепешки, ах, эта кожа, тонкая,ни морщинки на всем ее юном теле, словно отлитом из плоти, подхваченном почти незаметным, смелым купальником, а ее волосы еще чуть влажные после прибрежных волн, но кажется, не теряют своей легкости, и миндалевидные глаза черными маслинами смотрят ему в лицо, открыто и без предубеждений, приглашая куда-то - или это только кажется?.. капельки соленой воды, как пот сумасшедших объятий, застыли на плечах, сорвавшись с волос, ну, встряхни ими еще раз, тебе же нетрудно, совсем легко, откинь голову назад, взгляни вверх, оно голубое и теплое, мы ведь не верим здесь, что там, в высоте, холодно,- а теперь потряси ими из стороны в сторону, покачай головой, да, закрой глаза - все слишком ярко,- а теперь - вот так, чтобы сзади эти двое молодых за соседним столиком перемигнулись и наклонились друг к другу, опустив бокалы на стол, - но ты не видишь их, ты сидишь к ним загорелой спиной и смотришь на старика с глазами, засыпанными пылью.

Старик размышлял о своем желании - о том, что она должна была исполнить. Он отвел взгляд от девушки и устремил его вдаль. На море лежала легкая рябь, до горизонта глаз не замечал ни тучки, и погода в ближайшие дни не могла измениться. Кое-где мелкая рыбешка выскакивала из воды над отмелью, из теплой воды во влажный нагретый воздух и - плть! - вновь булькала обратно. Вдали над гладью кружила, раскинув широкие крылья, большая птица вот она сложила их и упала на чуть колыхающуюся поверхность, и тут же, расправив снова, забила короткими, острыми взмахами и выхватила из воды свою добычу, сжатую в крепких когтях. Старик постепенно приблизил взгляд к берегу, к причаленным лодкам, - некоторые вытащены на песок, другие наполовину лежали в воде, покачиваясь в своей громадной колыбели; в переливах голубизны рядом с берегом бултыхались ребятишки, а чуть дальше виднелись головы дамочек-туристок, плавающих брассом, лениво топящих жир подводными движениями ног; изредка можно заметить легкий кроль какого-нибудь умелого пловца из заезжих, прибывшего за здоровьем, привыкшего чупахтаться в бассейнах большого города; многие лежали на пляже, нежились в раскаленном золотистом песке, принесенном морем, другие развалились на спине под солнечными зонтами, опершись на локти и наблюдая за медленным течением топленого времени; дети и влюбленные закапывали друг друга в песок, вылезая из воды: сначала неисчислимые песчинки прилипали к коже, отчего та становилась похожей на акулью, - но затем, высохнув, так же легко от нее отваливались, и вот уже снова стройные юноши и девушки, обнявшись, неспешно шагали к манящему, обманчиво тихому чудовищу, - задремало на время, но вечно таит тьму зловещих загадок.

- Восемнадцать! Девятнадцать! - креолка протянула ему ладошку, указательным пальцем другой руки провела возле косточек, словно подчеркивая свою честность.

Старик взял следующую дольку.

- Секунду! - девушка встрепенулась.- Я не заметила! Вот!.. Двадцатая! А? Она небольшая, но по условиям считается, правильно?