Николай Гарин-Михайловский: Инженеры

Аделаида Борисовна покраснела и тоже улыбнулась.

В своих покупках Аделаида Борисовна серьезно и осторожно выбирала себе вещи, и непременно дешевые. Когда Карташев соблазнял ее на более дорогие, она брезгливо говорила:

– Боже сохрани.

Карташеву начинали нравиться дешевые вещи.

– Неужели, – весело спрашивал он, – ты меня научишь быть экономным? Ах, как это было бы хорошо, – это равносильно тому, чтоб не быть своим собственным рабом.

– Конечно, конечно, – говорила горячо Аделаида Борисовна.

И они решили свое будущее гнездышко устраивать как можно дешевле.

– Знаешь что, – предложил Карташев, – давай сейчас самое главное закупим, а то потом без тебя я опять увлекусь.

И они поехали покупать мебель, кровати, посуду.

Купили все очень дешевое, и только относительно рояля Карташев непременно настаивал купить не в триста рублей, как предлагала Аделаида Борисовна, а в семьсот пятьдесят.

Он говорил:

– Там, в Трояновом Вале, все развлечение наше будет музыка, ты так чудно играешь…

– Но ведь и на этом, – показывала Аделаида Борисовна на дешевое пьянино, – я так же буду играть, – оно такое маленькое, изящное, тон прекрасный, а сознание, что оно недорогое, будет еще приятнее.

– Нет, знаешь, Деля, если оно недорогое, значит, оно не прочное, а ведь рояль покупается на всю жизнь, и если хороший, то и детям нашим перейдет. Если посчитать, что мы только двадцать пять лет вдвоем проживем…

Карташев быстро делал перемножение в уме.

– …то это выйдет около девяти тысяч дней, и четыреста пятьдесят рублей лягут по пяти копеек на день всего лишним расходом… Пять копеек! Ну, каждый день, чтоб воротить эти деньги, мы будем делать какую-нибудь экономию в нашем бюджете на пять копеек.

Аделаида Борисовна наконец сдалась, и купили дорогой рояль.

Возвратились домой уже под вечер и дали подробный отчет в своих покупках.

И Аглаида Васильевна и Евгения Борисовна очень похвалили их за экономию, но Евгения Борисовна по поводу покупки дорогого рояля покачала головой и укоризненно сказала:

– Я боюсь, что Адель будет для вас слабой женой: я бы не уступила.

Аделаида Борисовна виновато смотрела на своего будущего мужа, Карташев радостно говорил:

– Но зато какой прелестный рояль!

– Ну, хорошо, что хоть нравится, – ответила Евгения Борисовна. – Но вот что: так как мы с мужем решили подарить вам именно рояль, то это наша покупка.

– Как?!

– Да, да, да! И я вам не Адель, – не уступлю ни за что!

Евгения Борисовна встала, ушла к себе наверх и возвратилась с чеком на семьсот пятьдесят рублей.

– Вот вам стоимость вашего рояля.

– Ну, в таком случае, – предложил Карташев своей невесте, – едем еще раз в город и на неожиданные деньги накупим всего…

Но против этого запротестовали все и энергичнее других невеста.

– Деля, – говорила Маня, – отбери, ради бога, у него все деньги и храни их ты…

Аделаида Борисовна лукаво улыбнулась, смотря на своего жениха, и весело ответила:

– Напротив: я и свои ему передам.

– Что, что?! – закричала Маня. – Ну, тогда я против вашего брака и поведу теперь дело на разрыв.

– Вот что, – предложил Сережа, – так как, очевидно, вы оба будете в денежном отношении несостоятельными, то деньги ваши я беру на хранение… Давайте же…

Сережа постоял, сгорбившись, с протянутой рукой и, качая головой, сказал:

– Пропащие вы люди!

На другой день Евгения Борисовна, ее муж, Аделаида Борисовна и Карташев уже плыли в безбрежное, гладкое, как зеркало, море, под куполом нежного, какое бывает только весной, неба.

Букеты ароматных цветов в руках у пассажиров и на столах тоже говорили о весне.

Весной была и их любовь, нежная, мягкая, ласкающая, как эта весна, как этот безмятежный день, как то радостное чувство, которое было в них и которое передавалось через них всем окружающим. Казалось, все были заняты, все были охвачены их радостью и все следили за ними, такие же, как и они, чуткие, напряженные. И все два дня путешествия были такими же светлыми, радостными, быстро промелькнувшими, и Карташев говорил своей невесте, сидя с ней на корме, за кучами канатов, когда пароход уже подходил к Рени:

– Это уже прошлое, но не ушло от нас. Оно в нас и вечно будет в нас. Эта память об этих двух днях – вечная картинка в вечной рамке нашей молодости, наших надежд, нашей силы.

И вдруг Аделаида Борисовна заплакала. И лицо ее опять было лицом маленького, беззащитного ребенка, у которого отнимают ее любимую игрушку.