Чингиз Гусейнов - Фатальный Фатали

Но что он оставит? И эти полсотни хвастливо самонадеянных людей, которые пришли развлечься, что им до тебя?

И когда безмолвствует народ!

И громче всех кричат фискалы: "Аи да фуэте!" - у них в Тифлисе итальянская балетная труппа и опера.

А как потом пели! Даже наместник Воронцов! "Ах, во сне и наяву я мечтаю про Москву!" А в день тезоименитства государя - бесплатный спектакль, хор колоколов церквей, крики муэдзинов с минаретов мечетей, иллюминации, бенгальские огни, театр дрожал от рукоплесканий, а площадь лопалась от звуков зурны!

И народный гимн: явился перед всеми державный двуглавый орел, блеснул щит с именным императорским вензелем - не было предела народному восторгу, пели все: "Сигналы поданы - сбирайтесь призывом батюшки царя! Вы, слава войска - гренадеры, и вы - герои егеря! И вы - драгуны, и вы, Европы ужас казаки, смыкайтесь в стройные полки! И вы, Кавказа дети, царю спешите доказать, врагов крамольных наказать!"

Кованые кавалерийские эполеты, шитые мундиры, и какой театр! сколько листового золота пошло! лучшими персидскими штукатурами исполнены лепные работы, самому мастеру Газеру специальные часы заказаны! центнеры красок! тысячи аршинов холста! машинист из Парижа! а для отделки парапетов выписан беспошлинно из Парижа шерстяной бархат бирюзового цвета; кресла и стулья из чинарового дерева светлого цвета, гармонирующего с залою; а люстра заказана в Париже через царского военного агента полковника графа Штакельберга фабриканту Клемансону; уложена в дюжине ящиков весом в тонну и - в Марсель! на пароходе в Одессу! в Редут-Кале и - на обывательских подводах в Тифлис! Полгода в пути! И двенадцать канделябр! И удерживает люстру в виде золотого восьмиугольника резного фонаря с приделанными к нему со всех сторон жирандолями и висячими пунцовыми кистями, плафон голубого цвета. А на своде потолка, щедрою рукою изукрашенного золотыми арабесками, размещены медальоны с именами знаменитых драматургов. И Эсхил, и Плавт, и Шекспир. Гете? Ну да, а как же? И Мольер, и Кальдерой, и Гольдони... "Не забыт и наш Грибоедов", - восторгался Кайтмазов (когда с Фатали смотрели "Горе от ума"). И зал, похожий на огромный браслет из разных эмалей, - напоминает предметы древней утвари с разноцветною финифтью.

- И ты, Фатали, не хочешь, чтоб твою пьесу играли на сцене этого театра? - упрекнул Хасай Уцмиев; ему кажется, что именно он, привезя Фатали французскую повесть Куткашинского, воспламенил в нем эту страсть к сочинительству. - И не морочь себе голову, радуйся, что живешь на свете (с чего бы такая лихость? ах, да: родился сын у Хасая, "помогло, - шутит, святилище"; и у Фатали родился сын: выживет ли?!).

И такие актеры! из Петербурга! До Москвы на дилижансе, далее тарантасы. Откуда деньги? А князь-наместник уже обдумал: из выручаемых от Навтлугских нефтяных колодцев - он отдает их на откуп.

И этот блестящий паркет, эти яркие люстры, эти зеркала! И начищенные хромовые сапоги, излучающие свет, - у каждой пары свой скрип, и нескончаем их долгий разговор: о дамах, о пикниках, рейдах, вылазках, балах, званых обедах по случаю приезда принца персидского или консула оттоманского, встречах и проводах полководцев славной победоносной армии, театральных комедиях (водевиль "Встреча Ивана Ивановича с Шамилем"; а был ли Иван Иванович?!), о примадонне Аделаиде Рамони (вы романист?), низкий тенор, фразирует безукоризненно правильно, голос гибок, а сама как хороша! И две сестры Вазоли (ах, вы вазолист!), сопрано и контральто или, вернее, меццо-сопрано - нет еще той уверенности, того Ъпо, или напора, который требуется от певиц, но зато какая страсть!... Оранжереи ограблены, магазины Блота и Толле опустошены, все цветы Тифлиса собраны, связаны в букеты, перевязаны длиннющими лентами - цветопролитная, шутят, борьба! Забыты масленица и танцы, блины и маскарады, все жаждут "Роберта", где и черти, и ужасы ада, - успех и от достоинства оперы, и от музыкальности чувствительных туземцев. Рамони и Вазоли вызывали до тех пор, пока публика охрипла и стали тушить лампы, недавно сменившие свечи. И новички в любви, особенно Ольга Маркс, дочь госпожи Вассы Петровны, - она стала милее и подает надежду, что когда-нибудь с успехом явится в ролях первых любовниц.

А зарево бенгальских огней? А куплеты? "Горцам он внушает страх, и на турка! Ай-ли-ли, ли-ли, ли-ли!" В партере эполеты, живая узорчатая лента дам, да-с, театр дрожал от рукоплесканий, а площадь лопалась от звуков зурны. "И уж над Турцией расправим мы крылья нашего орла! И вы, Европы ужас - казаки! Смыкайтесь в стройные полки!"