Чингиз Гусейнов - Фатальный Фатали

Фатали потерял голос, охрип, переводя Мама Османа. "Аи какой дерзкий! Жаль, раньше не знал тебя, Мама Осман, вставил бы в свои звезды!"

- Выселиться?! Что ж, и выселим! В Сибирь! В кандалах!

Откуда Мама Осману знать (о том и Фатали не ведает), что через наместника сам государь по телеграфу сообщил: мол, разрешаю, выноси приговор без суда, по своему усмотрению. "Что? бунт?! манифестация?! ввести войска!" Телеграф телеграфом, но увлекся, погорячился Белуха-Кохановский, взгреть бы его за это: выселиться хотят? ну и пусть выселяются. Мы сами, если знать хотите, повода ищем... спровоцировать, чтоб выслать и никогда не вернуть. Белуха-Кохановский удивлен, никак не поймет, ибо гнев дурной советчик, а это так очевидно: "Избавиться от беспокойных элементов и освободить земли для поселения, скажем, казаков." Уже было, два массовых переселения - после пленения Шамиля, в пятьдесят девятом, и недавно, вслед за крестьянской реформой. Грядет третий, самый массовый, чеченцев и карабулаков, им будет ультиматум (в строжайшей тайне готовится, и главный деятель - Лорис-Меликов с бархатным голосом и прозван "бархатным диктатором", делающий ой-ой какую карьеру, будущая диктатура сердца. "Либо переселяйтесь на плоскость за Кубанью, либо уходите в Турцию", низинных в горы, а горцев - в низины, оскорбить и вынудить, ибо очень нужны земли для поселения казаков).

Но в это время молодой, из господ, единственный в туземной массе, что восседал на лошади как князь, бросил народу клич: "Пора!" И народ, Фатали не успел даже рта раскрыть! выхватив кто что, вдруг и ружья, и револьверы, - кинулся на полковника.

- Что вы делаете?! - выскочил вперед адъютант; это было так неожиданно - по-тюркски, но с турецким акцентом! что народ замешкался. И по-русски к полковнику: - Бегите, народ обозлен!

Все побежали к двухэтажному дому, где остановился полковник, и толпа за ними. Раздались выстрелы. Бросились в первую комнату на втором этаже, а с ними армянин Оганес, был здесь по торговым делам и, надо же, попал в передрягу!

- Употребите свой дар! - просит полковник Фатали.

- Велите наших арестантов выпустить! Не то всех, как цыплят, перережем.

- Бросьте им ключ от тюрьмы! - приказал полковник (Когда успели арестовать?!) уездному начальнику, спутав его фамилию: не Алабужев, а Ажубалис. - И отдайте приказ, чтоб казаки сняли с тюрьмы караул! Четыре казака, караулившие тюрьму, оставили свой пост и бросились в дом, чтоб спрятаться от бунтовщиков. Опасно в первой комнате, прошли во вторую, а оттуда - в третью. А бунтовщики за ними, вторглись в зал, с ходу убив двух денщиков полковника и штабс-капитана.

- Ломай все!

К дому никак не подступиться, казаки пробились в мечеть и спрятались там, пригрозив молле, чтоб запер ворота.

Адъютант высунулся из окна и закричал по-турецки:

- Эй, сумасшедшие, что вы делаете?! Зачем убиваете нас?!

- Полковника выдайте! - кричит толпа. - Иначе подожжем дом!

Но как выйти? Народ стал ломать дверь, очень крепкую, она никак не поддавалась, выломали лишь одну ореховую квадратную доску и стали стрелять: - А ну выходите!

Подпоручик, хорунжий казачьего войска, титулярный советник, еще кто-то полезли в выломанное отверстие, и каждого, кто вышел, ждала смерть.

"Ну как? Улыбка в гробу?! Герой??" Навалились на дверь, выломали ее, ворвались с кинжалами - и прямо к полковнику: насмерть! Потом к штабс-капитану: "Стойте!" Но поздно: убит! Вбежал в комнату тот, что был на коне: "А их не трогать!" Их - это Фатали, грузинского князя и армянского купца Оганеса. Они прошли сквозь толпу, потом сели на лошадей, которые были заранее приготовлены, и прибыли в дом одного из беков ("Не родственник ли Бакиханова?" - подумал Фатали). А вот и адъютант наместника - и это спасло Фатали от излишних расспросов. Их держали (плен? или дорогие гости?!), не зная, что с ними делать и как похоронить убитых. Бек вдруг тоже куда-то исчез, и молла заложником сидит в мечети, не с кем посоветоваться, а Мама Осман как заколдованный сидит, растерян, а тем временем прибыли две роты солдат.

"...ожесточение крестьян было таково, - писал в донесении подполковник, сменивший павшего полковника, - что они ложились по несколько человек друг на друга, чтоб воспрепятствовать команде идти вперед; не иначе как чрез воинскую силу, которая и вступила, полумеры более неприменимы (да-да, государь-либерал!) и до крайности вредны! Секли розгами при огне, и многих после наказывания уносили полумертвыми и бросали, а некоторые находились в таком состоянии, что были напутствованы местным моллой; а при наложении кандалов на бунтовщиков кто-то из толпы крикнул: "В Сибирь так в Сибирь! Всех нас! Всей деревней!" Решимость, с которою главный мятежник Мама Осман шел под розги, терпение при перенесении им боли могли дурно повлиять на крестьян, и как бы ни тяжела была подобная сцена, однако же (ведь государь-либерал!) от этой минуты зависело, а потому я отдал приказ продолжать экзекуцию, пока не испустит дух".