Чингиз Гусейнов - Фатальный Фатали

- Что именно?

- Не обидишься?

- Говори уж!

- Спорили: действительно ли новый шах милосерден, или это объясняется слабостью его характера?

И насчет гарема тоже: или скуп, говорят, или врут насчет богатырства и пехливанской силы! Я-то рада!

А все же она и в неудовольствии очаровательна! И как ей удается разжечь голод? Как дотронешься, а уже нетерпение!... Но разговор такой, что впору и отрезвиться.

- Не такой уж я добрый, Сальми-хатун! Тюрьмы переполнены. Я пересажал всю знать, обогатившуюся за счет казны и взяток. Я обратил их сокровища на постройку новых дорог! Одно благоустройство столицы чего стоило! Я расширил улицы, выровнял на них ямы и рытвины, чтобы прохожие, попадая в них, не калечили себя.

Сальми-хатун зевнула:

- Скучно!

- Я открыл школы, чтобы дети учились грамоте!

- О боже!

- Я послал четырех талантливых юношей, красивых, статных, молодых...

- А кто они? - оживилась Сальми-хатун. - Ах, сыновья твоих друзей! Снова заскучала. - Да, я слышала: с армянскими караванами, которые ежедневно идут из Исфагана в Смирну, оттуда на кораблях в Марсель и далее на почтовых лошадях. И зачем послал?! Жаль мне оставшихся девушек!

- ... В Англию и Испанию, они научатся управлять государством! Я заменил всех надзирателей, перестань зевать! в округах и назначил честных и справедливых!

- Из родственников своих?

- Я верю в их честность!

- И головой ручаешься, да? А новые тюрьмы ты строишь? Как бы не пришлось тебе пересажать и этих новых!

Юсиф подивился мудрости Сальми-хатун: она прочла его мысли.

- Я хочу... - и задумался.

А Сальми-хатун (неужто его мысли?!):

- А хочет ли народ твоего счастья? Надо ли это ему? И разве он несчастен?!

- Он же раб! Я разбужу его!

- И сделаешь несчастным! В неведении его счастье его! Ну что тебе стоит, мой Пехливан! Ради меня! Устрой, как Шах-Аббас, показательную казнь! Уж очень народ истосковался! Хотя бы вели, чтоб отруби ли кому голову и воздели на пику! Или чтоб выкололи пару глаз, а? Ты увидишь, как возрастет к тебе любовь народа! Как станут тебя хвалить! Народ истосковался по крови, ну что тебе стоит? Смотри, будет поздно, а я тебя так полюбила, ты умеешь меня всю всколыхнуть, я забываюсь и потом долго-долго не могу прийти в себя, все нутро горит!

"Я его сожгу, этот фирман, запрещающий казни! - подумал Юсиф. - Ах, бестия: сам казнил, а мне решил руки-ноги связать?!"

Юсиф упразднил и должность палача, он сейчас главный мясник на столичном базаре, жить-то надо! Ловко разрубает - такая практика! - любую баранью тушу.

Как-то пошел Юсиф посмотреть, давно не был на площади, где его мастерская: здесь сейчас нечто вроде музея - рассказывают о злоключениях любимого сына Мухаммед-шаха, вынужденного скрываться в Шахруде, ныне Юсифабад, от преследований Шах-Аббаса. И генеалогическое древо искусно на всю стену расписано - отштукатурили, масляной краской покрасили, а поверх это ветвистое дерево, по схеме главного моллы, слегка переделана Ага-Сеидом, - аж до самого пророка!

И палача увидел. Тот сник и с тайной печалью посмотрел на Юсиф-шаха, даже слезы на глаза навернулись. "Что ж ты, шах, - говорил его взгляд, - на какую работу меня обрек? Бараньи туши! Мои могучие мускулы, играющие и поющие! Стоило мне появиться на площади в сверкающей красной парче, как взрыв восхищения вздымался к небу! Народ замирал, о, этот миг! Я слышал, как бьется одно большое и единое народное сердце, и я поднимал над головой сверкающий топор, он стал, увы, покрываться ржавчиной, и в стремительной мощи опускал его, и бил мне в затылок - о, сладостный миг! - горячий вздох народного восторга. А то ни с чем не сравнимое наслаждение, когда я хватал за волосы и показывал шаху отрубленную голову. Чистая была работа. Одним ударом. Нет, не знаешь ты нашего народа. Ему на твои фирманы - тьфу! Кому нужна эта твоя свобода? Тебе на голову не корону, а сбрую на шею и уздечку под язык!"

"Но-но! Смотри у меня!" - строго взглянул на палача, а он - разззз! и туша надвое.

БУЙСТВО ЧЕРНИ

"... Нет, не поверю! Вы клевещете, лжете! И ты и твои евнухи! Я принес народу облегчение! Я показал ему радость свободной жизни! Я избавлю его от голода и рабства!..."

Фатали последние ночи долго не может уснуть. Вскакивает во сне. Это голос Юсифа! И как поседел он! Да, да, катастрофически седеет! Юсиф? И он тоже!

- Люди, я же хотел вам добра! - кричит Юсиф.

И этот крик будит Фатали, он вскакивает во сне, еще не рассвело, еще очень темно. Что же вы со мной сделали?! Нет, это только сон!