Рагим Гусейнов: Ключ дома твоего

- Без Айши я не вернусь, - попыталась снова возразить Яшма-ханум, но гневный взгляд Бадисаба-ханум сломил ее сопротивление.

- Садись, я сказала. Айша останется здесь, если ты не хочешь, чтобы пролилась большая кровь. Так надо, пойми.

И поняла Яшма-ханум, что произошло что- то столь ужасное, что сломило дух даже бесстрашной Бадисаба ханум, которая наравне с мужчинами могла гарцевать на коне, метко стрелять из ружья. Все помнили, как бесстрашно вела себя она, когда несколько лет назад армяне напали на село. Бой тогда был страшный, много людей полегло с обеих сторон. Тяжело приходилось мужчинам, с каждым часом чувствовалась нехватка боеприпасов, все реже и реже стали отвечать они на вражеский огонь, экономя каждый патрон. И тогда, среди сизого дыма, вспышек выстрелов и свиста пуль, словно призрак показался силуэт женщины на черном коне. Зачарованно смотрели мужчины на нее, а она, Бадисаба- ханум, подъехав к своим братьям и мужу, высыпала перед ними целый подол патронов и так же прямо держась в седле ускакала обратно. Десятки выстрелов прозвучали ей вслед, но ни одна не задела ее.

А сейчас эта гордая женщина, снова прикрыв голову своим темным калагаи, молчала. И тогда Яшма-ханум вместе с сестрой своего мужа, покорно села напротив Бадисаба-ханум. Коляска покатила в сторону Вейсали, унося вместе с сидящими здесь женщинами тайну, известную лишь одной из них.

...

О чем рассказала Бадисаба-ханум своему мужу осталось не известным, но когда, спустя некоторое время, Гара Башир вышел на крыльцо своего дома, к людям ожидавшим его, лицо его было черным от горя. Глазами побитой собаки он молча посмотрел на своих родичей, друзей и соседей. Как от тяжести согнулись плечи, словно пьяного качало его из стороны в сторону. Облокотившись о перила, чтоб не упасть, он медленно переводил глаза с одного лица на другое, пока не встретился взглядом со своим двоюродным братом Фейзуллой, отцом Айши.

- Прости Фейзулла, но Айша больше не вернется в твой дом.

- Но что случилось?

- Прости, этого я не скажу.

- Но я должен знать, я отец.

- Нет. И поверь мне, так будет лучше.

- Кому?

- Всем.

- Ты видел Садияра?

- Он не при чем. И больше, чтоб о нем никто не говорил, - строго сказал Гара Башир и снова медленно обвел взглядом каждого из стоявших во дворе.

- А кто убил Гуламали? - послышался чей- то вопрос.

Гара Башир медленно повернул голову в ту сторону, откуда прозвучал вопрос, долго смотрел на человека, задавшего его, посмотрел так, словно впервые видел его, и ничего не ответил. Он просто повернулся и зашел обратно в дом, закрыв за собой дверь и оставив всех в еще больших сомнениях и догадках, чем прежде.

Никто в Вейсали не смел перечить Гара Баширу, и потому, даже шепотом, между соседями, не упоминалось отныне имя Айши. Никто не стремился больше в Сеидли увидеть ее еще раз - кареглазую непоседу, вечно бегущую вприпрыжку по тропинке за водой с большим медным кувшином за спиной, искрящуюся счастьем, разгоняющую тоску своим звонким смехом, наполняющую радостью сердце каждого своим чудесным пением.

Погрузилось в печаль Вейсали без своей соловушки. Закатилось ее солнце для них.

Глава третья.

Убийцу Гуламали так и не нашли, хотя следствие по этому поводу велось. Уже к вечеру, когда труп убитого был привезен в Вейсали, из Казаха в легкой карете, запряженной парой гнедых, приехали два человека, следователь и тюремный врач, для обследования трупа. Их сопровождал конный конвой.

Родственники Гуламали были недовольны вмешательством следователя. Особенно им не понравилось, когда он обратился к врачу с требованием осмотреть труп. Этот русский доктор на ломаном местном языке, который он выучил за годы своей работы в Закавказье, постоянно общаясь с местными заключенными, простыми людьми, которые часто не понимали, за что их так строго наказали, попросил всех покинуть комнату, куда уложили убитого, омытого в маленькой деревенской мечети и завернутого в кефан.

- Но это необходимо, - обращался к ним следователь, совсем еще молодой, безусый юноша, уже не раз жалевший, что его так далеко занесло, оторвало от родного имения, что недалеко от Вологды, от петербургских друзей сокурсников, от цивилизации, в этот край туземных, диких обычаев, к этим темным, необразованным людям, рядом с которыми он всегда чувствовал себя неловко, - поймите, без этого я не смогу начать дело. Это предписание циркуляра.

Но не понимали его вокруг. Особенно женщины, для которых попытка русского врача открыть лицо убитого было воспринята столь болезненно, что они с воем и ужасом в глазах бросились на тело покойного, прикрывая его, и грозились убить каждого, кто посмеет нарушить закон предков, не позволяющий открывать кефан вплоть до того момента, пока тело не будет опущено в вырытую для него могилу. И проклинали они своих мужчин за их бессилие и покорность. И только приход Гара Башира положил этому конец.