Рагим Гусейнов - Ключ дома твоего

Вместе со всеми на камне, что стоял под чинарой, всегда сидел Дали Гурбан, сельский дурачок. Говорили, что родился он нормальным, но мать не уберегла его, простыл он на морозе и застудил мозги свои. Врачи как-то по чудному называли его болезнь, но сельчанам оно ничего не говорило. Все было просто, маленький Гурбан сошел с ума, так и прозвали его - Дали Гурбан. Сейчас ему было далеко за пятьдесят. Роста он был среднего, несколько худоват, но сила в руках чувствовалось на расстоянии. Голова его была вся седая, нечесаная, но одежда всегда была чистой. Пока была жива мать, она ухаживала за ним. Ее глаза всегда с любовью глядели на Гурбана, навсегда оставшегося для матери ребенком. Когда мать умерла, три года назад, сестры его, хоть и были давно замужем, стали заботиться о нем. Все в селе уважали Дали Гурбана и жалели его. Он никому не причинял вреда, всегда был рад помочь. Особенно любил он детей, и они в его присутствии успокаивались. Как заплачет в селе дитя, там появляется Гурбан, берет малыша на руки и ходит кругами. Молодые мамаши вначале боялись, не хотели подпускать его близко, но вскоре сами стали звать его.

- Гурбан, не посидишь с нашим малышом, а мы пока тандир разожжем?

И Гурбан с радостью принимался за дело. А после с удовольствием принимал угощение, чувствуя, что заслужил сегодня свой кусок хлеба, честно заработав его. Особенно уважал он Садияра, хоть и младше он был его. Садияр всегда защищал Гурбана, когда деревенские мальчишки пытались дразнить его.

-А ну, разбежались все прочь! - чуть повысив голос, произносил Садияр, и вмиг исчезали мальчишки, хотя Гурбан не сердился на них, и улыбка не сходила с его уст.

...

"Урус Саша" сам каждый раз крутил Гурбану самокрутку и насыпал ему табак щедро, не жалея, и не в какой-то клочок газеты, как делали многие, а в настоящую английскую папиросную бумагу, которую покупал вместе с табаком. Раньше он никогда не обращал внимания на таких людей, как Гурбан. Ну, сумасшедшие, да и бог с ними, мало ли их вокруг, а меня бог миловал, и слава богу! Но его удивляло, как терпеливо и долго мог слушать несвязные речи сумасшедшего Садияр, какой добротой светились его глаза при этом.

- Алексей, дорогой, мы просто люди, - говорил он в ответ на вопросительный взгляд своего русского гостя, - а он, уже ангел, безгрешный, чистый. В нем нет ни корысти, ни зависти. Мы все по сравнению с ним грешники! Грех - в душах наших и в делах. Но о них часто знаем только мы сами и надеемся, что все останется в тайне. Мы боимся бога, но не каемся в грехах наших, надеемся, что простит он нас, Ведь он милосердный, всепрощающий! Что улыбаешься, Алексей, разве не так?

- Все так, Садияр! Слушать тебя одно удовольствие! Но почему, скажи на милость, этот сумасшедший - ангел, а я, образованный, грамотный архитектор, потомственный дворянин, потомок князя Корха, наследника прусских королей грешник!

- Я не сказал, что ты, лично ты - грешник! Хотя, если хорошенько покопаться, то много чего можно там в душе найти, - смеясь успокоил своего друга Садияр, - просто, я говорю, что нам еще предстоит отвечать за свои поступки перед высшим судом и доказывать свою невиновность, а Гурбан уже получил свой пропуск в Рай. И причем давно. Так что еще неизвестно, кто в конечном счете выиграл!

Разговор этот, состоявшийся в первые дни приезда господина Корха в Сеидли, сильно запал в его душу. Алексей Федорович Корх, архитектор и художник, приехавший погостить к своему другу Садияру, после очередного обильного застолья вдруг превратился в подрядчика, взявшегося по просьбе Садияра за строительство его нового дома.

После того разговора Алексей Федорович изменил свое отношение ко многому и многим, особенно к сумасшедшему Гурбану. Все заметили, что в последнее время "Урус Саша" каждый раз подзывал его к себе, часто дарил ему разные безделушки, то расческу, то медную пуговицу с вытисненным на ней орлом, то губную гармошку, которая особенно понравилась Гурбану. Он теперь почти всегда дул в нее, уже наигрывая знакомые мелодии. И дети уже не смеялись над ним, а затаив дыхание, следили за его игрой. Они теперь даже заискивали перед ним, принося ему из дома что-то вкусное в надежде, что Дали Гурбан позволит им подержать в руках этот волшебный инструмент, не говоря уже о том, чтоб поиграть на нем.

Глава тринадцатая.

Солнце еще только вставало из-за склона горы, и по тому, каким чистым было небо, без единого облачка, и тысячи ароматов цветов и трав, смешавшись, пьянили людей и птиц, день обещал быть жарким. Закончив последние приготовления, Садияр дал команду, и повозки с божьего соизволения тронулись в путь. Часто потом Садияр вспоминал этот день, и бессильная злоба наполняла его сердце и сильнее стучала она в груди, но только стонал он от душевной боли, и только по ночам, вдали от людских глаз, давал он волю своим слезам и рыдал в голос за закрытыми дверьми.