Лидия Чарская - Тяжелым путем

И даже в большой картине, проданной Андреем Аркадьевичем американцу Томсону, в одном из ангелов, изображенных на картине, Ия узнала Нетти.

Теперь она поняла одно: её добрый, благородный, но удивительно мягкий и слабохарактерный брат окончательно и бесповоротно подпал под влияние Нетти, которую он самым чистосердечным образом считал милым, непосредственным ребенком, не видя тех недостатков, которые так бросались в глаза каждому свежему человеку при первом же знакомстве с ней.

Не стремясь разочаровывать брата и в то же время желая оградить себя от неприятных случайностей, Ия еще раз попросила Андрея Аркадьевича уговорить Нетти не присутствовать на её уроках с детьми.

— A то, воля твоя, Андрюша, придется мне уехать от вас, искать более подходящего места, — шутливо пригрозила она.

— Нет, нет, только не уезжай, — испуганно вскакивая со стула и хватая за руку Ию, вскричал молодой художник. — Ведь только с твоим приездом водворился у нас порядок в доме. Ты и за хозяйством присмотришь, и обеды при тебе стали лучше, и князю его мемуары подиктовать успеваешь, a о детях и говорить нечего. Для них ты незаменимый клад. Я тоже отдыхаю за последнее время дома…

. — Тсс! Тсс! Не хвали меня так громко, Андрюша, не ровен час, сглазишь, — шутливо погрозила ему пальцем Ия.

Вдруг она чутко насторожилась и стала прислушиваться….

— Сдается мне, что кто-то подслушивает нас у порога, — произнесла она шепотом и, быстро подбежав к двери, широко распахнула ее.

— Ай!

Нетти едва успела отскочить вовремя и тем избавиться от шишки, которая неминуемо должна была бы водвориться на её не в меру любопытной головке.

— Вы, кажется, подслушивали, фи, какой ужас! — непроизвольно вырвалось у Ии и она невольно отступила назад, с нескрываемой брезгливостью глядя в лицо золовке.

Нетти, красная и сконфуженная, стояла перед ней и теребила в смущении широкий пояс своего шелкового пеньюара. Но такое состояние молодой женщины длилось недолго. В следующую минуту она оправилась вполне и осыпала Ию целым градом упреков.

— Я подслушивала? Я? Да очень мне нужно подслушивать, когда André и так говорит мне все, делится со мной каждой малостью. Может быть, y вас была такая манера, Ия, в бытность вашу классной дамой — подслушивать и подглядывать за воспитанницами, a я не имею этого обыкновения. И стыдно вам упрекать меня, лгать на меня, как на мертвую, ставить меня в смешное положение в глазах André о, я не перенесу этого! Не перенесу… André, разве ты не видишь, как меня обижают?

— Но, моя детка, Ия… — начал было смущенный и потерявшийся Басланов.

— Молчи, молчи! Я знаю, что ты будешь на её стороне!.. Еще бы: — ведь Ия умница, золотые ручки, ты и вздохнул только свободно с той минуты, как она здесь… Ты и обедать стал лучше с тех пор, как она наблюдает за столом и прислугой. Да, да, не отпирайся, я сама слышала, как ты сей…

Вдруг Нетти замолкла и еще больше покраснела.

Она только сейчас спохватилась, что выдала себя. Малиновая от стыда, Нетти прибегла к последнему средству — бросилась в кресло и забилась в громких умышленно несдержанных рыданьях, пересыпая их неистовыми криками и воплями.

Скорее, с сожалением, нежели с насмешкой смотрела теперь Ия на молодую женщину, симулировавшую нервный припадок.

Андрей Аркадьевич хлопотал около жены; то подавал ей воду, то подносил к её носу флакон с нюхательными солями, и, растирая ей спиртом виски, утешал ее, как ребенка:

— Полно, радость моя, полно, деточка… Ангел мой… да перестань же ты плакать, ради Бога… Посмотри лучше, какие узоры я выбрал для твоего костюма… Здесь будут бабочки… Тут цветы… Там прекрасная большая птица, огромная ласточка — вестница весны. И все это разрисую на ало-розовом фоне. — Не правда ли, прелестно?

— Пре-еле-естно! — всхлипывая, пролепетала Нетти, мгновенно приходя в себя и заинтересовываясь рисунками, сделанными для неё мужем на длинных полосах атласа.

— Ну вот, ну вот и прекрасно! Деточка успокаивается, деточке лучше. A теперь я принесу моей крошке валерьяновых капель для полного успокоения. Сию минуту принесу.

И высокая широкоплечая, немного сутуловатая фигура Андрея Аркадьевича исчезла за дверью.

Едва только молодой художник вышел из комнаты, слезы Нетти исчезли совсем. Злая, мгновенно побледневшая от охватившего ее бешенства, вскочила она с кресла и, с ненавистью глядя в глаза Ии, закричала на всю комнату:

— Ну, уж этого-то я вам никогда не прощу, дражайшая сестричка! И отплачу за все, за все!