Лидия Чарская: Ради семьи

— Поправитесь, поправитесь, конечно, — поспешила успокоить ее Ия, но сама она плохо верила в это утешение.

— Пожалуйте к госпоже директрисе, она только что вернулась и просят вас к себе, — просовывая голову в дверь приемной, где Ия разговаривала со своей предшественницей, доложила франтоватая горничная.

Лидия Павловна Кубанская встретила Ию на пороге своей гостиной. Это была маленького роста, худенькая, сухая дама лет пятидесяти пяти.

От ее невзрачной фигурки и некрасивого желтого лица веяло светской любезностью, корректностью и некоторым холодком.

— Очень рада, очень рада приветствовать у себя дочь моего большого друга Julie, — пропела она, любезно улыбаясь и протягивая навстречу Ие свои маленькие, сплошь унизанные кольцами руки с синими выпуклыми на них жилками и тщательно отделанными ногтями. — Но, Боже мой, как вы еще молоды! — поспешила прибавить она с тою же любезной улыбкой, таившей за собой несомненную долю разочарования. — Ну как вы, такая юная, справитесь с девочками, которые будут на какие-нибудь два или три года моложе вас?

Услыша эти слова начальницы, Ия заметно побледнела.

«А вдруг она не возьмет меня? Вдруг откажет от места? Что тогда делать? Куда деваться?» — быстрой молнией пронеслась жуткая мысль в ее голове.

Но она успокоилась сразу, когда заметившая ее испуг Лидия Павловна заговорила снова:

— Вам будет, конечно, немного трудно первое время, милая Ия Аркадьевна, так, кажется, вас зовут? Не хочу скрывать от вас, что ваши будущие воспитанницы очень избалованы Магдалиной Осиповной, вашей предшественницей.

M-elle Вершинина — милейшее существо в мире, это ангел доброты и кротости, весь пансион буквально боготворил ее. Но… должна сознаться, благодаря этой-то своей исключительной доброте она несколько распустила детей. Четвертый класс (ваше отделение) шаловлив не в меру и шумен. Вам придется приложить много усилий со своей стороны, чтобы снова вдвинуть в русло эту временно выступившую из берегов чересчур разбушевавшуюся реку. Но… но я уверена, что ваш ум и врожденная тактичность помогут вам в этом. А теперь попрошу вас пройти в класс познакомиться с вашими воспитанницами. Я уже просила Магдалину Осиповну помочь вам. Bonne chance! [1] Желаю успеха. И, пожав руку Ии, Лидия Павловна с любезной улыбкой отпустила ее.

Урок в четвертом классе только что кончился. Учитель географии, худощавый, среднего роста господин в длинном сюртуке, проворно сошел с кафедры и, мимоходом поклонившись воспитанницам, быстрым шагом вышел из класса. В тот же миг дежурная по отделению Таня Глухова вбежала на кафедру, схватила обеими руками длинный и плоский классный журнал и прочла звонким резковатым голосом:

— Мордвиновой Мире — 12.

— Ворг — 7.

— Августовой — единица.

— Леонтьевой — 6.

— Недурные отметки, нечего сказать! — протянула она насмешливым голосом.

— Единица? За что мне единица? Masdames, что за свинство! Лепешка мне единицу вклеил без всякого спроса! — хорохорилась миловидная шатенка с вздернутым носиком и высоко приподнятой «заячьей» губой.

— Это за невнимание. Ты помнишь, он спросил притоки Днепра с места, а ты молчала. Ну, вот, — предупредительно пояснила черненькая девочка с тяжелой ниже пояса густою косой.

— Да как он смеет? Я ему за единицу такой бенефис закачу, — продолжала, волнуясь и возмущаясь, Августова.

— Надо было внимательнее слушать — не было бы единицы! — иронически произнесла Таня Глухова, пожимая своими широкими, сутуловатыми плечами.

— Это уж мое частное дело — слушать внимательно или вовсе не слушать, и без замечаний, je vous prie! — дурачилась и комически раскланивалась перед нею Шура, гримасничая, как обезьянка.

— Шура, Шуренок, представь Лепешку, представь! — послышались вокруг девочки веселые голоса.

— Ну нет, милые мои, вот где сидит у меня ваш Лепешка, — и ребром правой руки Августова слегка ударила себя пониже затылка.

— Mesdames, новая классная дама идет. И Магдалиночка с нею! Мо-ло-день-кая! — врываясь в классную дверь, зашептала маленькая худенькая девочка лет тринадцати с растрепанными пепельными волосами и ямками на щеках. Маня Струева, «премьерша от шалостей» 4-го класса, по общему отзыву пансиона.

— Идут! Идут! — выскакивая откуда-то из-за двери следом за Маней, в голос кричала невысокая, плечистая, ширококостная брюнетка с некрасивым лицом калмыцкого типа и резко обозначенными монгольскими скулами.

Черные узенькие монгольские же глазки Зюнгейки Карач так и сверкали, так и искрились неисчерпаемым источником любопытства, а широкий рот растягивался чуть не до ушей, обнажая в улыбке ослепительно белые зубы.