Владимир Хлумов: Восьмое дело Максимова

Да все наши беды проистекают от безалаберности и спешки, филосовствовал Максимов, разглядывая проплывающие мимо московские кварталы, охваченные осенней лихорадочной красотой. Вот природа, в ней все закономерно и последовательно, за летом всегда наступает осень, а там, не успеешь оглянуться, опять весна и лето... и все вечно, нескочаемо повторяется. Главное, не перескакивать через этапы, соблюдать чувство меры и не ездить на красный свет.

Он оглянулся вокруг. Плотно зажатый пассажирами, он мог только вертеть головой. Такие разные усталые московские лица. Ни одного знакомого, а ведь будь все это сон, наверняка, автобус должен буквально кишеть знакомыми, соседями и родственниками... Вокруг же совсем чужие люди. Впрочем, вон тот гражданин в синем поношеном берете, стоящий к нему спиной... Что-то знакомое проглядывало в осанке и наклоне головы, и в этом берете каких давно уже и не носят, а носили раньше, еще в шестедесятые. Какая-то мелкая, но характерная деталь.

Он вспомнил своего любимого учителя математики, тихого интеллигентного человека, безропотного и безобидного, любимого учениками, и за это гонимого остальной учительской средой, вечно прикрывавшего лысину голубым стертым беретом. Казалось, вся доброта и безропотность мира были сосредоточены в этом несмелом, скромном человеке.

Единственный подвиг, которым он очень гордился, это испытание трансформаторов в троллейбусном парке после окончания техникума. Смешной, любимый Рудольф Иосич, бесстрашный испытатель троллейбусов.

О нет, Максимов вдруг резко прекратил разглядывание, ведь и вправду может случайно попасться сослуживец или сосед, или какой-нибудь бывший однокашник, и тогда придется просыпаться, а он твердо решил этого не делать, во всяком случае, до следующего утра. Он опять отвернулся к окну.

- Не буду волноваться, не буду даже и смотреть на часы,- шептал Максимов, стараясь преодолеть испытание автомобильной пробкой на углу Ленинского и Университетского.

Они потихоньку подползали к светофору и должны были проехать на следующий раз. Автомобильный поток рычал как загнаный зверь, изрыгая сининие московские туманы, грозя утопить в них весь остаток золотого сентября. В бесформенной нетерпеливой массе внимание Максимова привлекла старенькая шестерка, каким-то фантастичексим образом протискивающаяся через неимоверно узкие автомобильные проемы.

- Неплохо,неплохо,- Максимов со знанием дела оценивал действия жигуленка, - Наверное, очень спешит.

С такого расстояния трудно было разглядеть водителя, но сам автомобиль удивительно напоминал его собственный. Он, как часто бывает в таких случаях, стал переживать за автомобильного тезку, и когда тот уперся в зад фыркающему черным дымом "Икарусу", не имея возможности его объехать, Максимов чертыхнулся вслух.

Но этого, кажется, никто, включая и того гражданина в берете, не заметил. Кстати, испытатель тролейбусов, как назвал его про себя Максимов, стал потихоньку протискиваться к выходу, но очень неумело, долго и излишне любезно испрашивая разрешения, что было видно по замедленной реакции уступающих дорогу. Лицо его было по-прежнему скрыто, но Максимов стал сопереживать незадачливому интеллигенту. Помниться, его двойник пророчил Максимову большое будущее, подозревая в нем выдающиеся математические способности. Только никому они не пригодились эти самые математические...

Когда они наконец уже переехали опостылевший перекресток, Максимов понял, что происходит в действительности: человек в синем берете и тот серый жигуленок, преодолевая огромные внутренние и внешние препятствия, неотвратимо двигаются навстречу друг другу. Да, да! Испытатель выбежит из-за автобуса прямо под колеса пытающегося проскочить на красный свет жигуленка. Да разве все это может быть сном, если у него такое ясное понимание происходящего! Но, слава Богу, я здесь. Лишь бы успеть.

Он оглянулся на дорогу: на той стороне перекрестка уже взревела перегретыми движками передняя застоявшаяся волна. Тут же послышалось шипение открывающихся дверей, и Максимов с ужасом осознал, как велико расстояние между ним и испытателем. Тот добрался до выхода и по течению вываливался из салона. Максимов ринулся вослед. Только не опоздать, только успеть! Как назло перед ним выросла бесформенная старуха, в накинутом на белый халат сером плаще.

- Уть общая, баба Варя! - крикнул Максимов, добиваясь безусловного эффекта. Старуха, как ошпаренная, отодвинулась, освобождая узенький проход. Протискиваясь, Максимов ощутил в ее переднем кармане твердый предмет, по-видимому, шприц, но, к счастью, без иглы. А тем временем, синий берет уже мелькал у передка автобуса. Всзревел перекресток. С того конца налетали первые счасливчики. Чей-то локоть уперся ему в грудь, а боль резанула изнутри... Только не просыпаться, мелькнуло в голове Максимова, когда он уже спрыгивал с последеней ступеньки. Что он делает? Ведь он и вправду может проснуться в проклятой палате, - не зря же появилась бабка в белых одеждах.