Володя все-таки отвел ее от гроба и, наклонившись, стал говорить вполголоса прямо в ухо:
- Близких родственников у него не было, какие-то троюродные. Но что странно, такой обаятельный человек, а нет убитой горем вдовы, и не видно скорбящей дамы сердца.
В это время из толпы вышел человек ("главный врач" - шепнул Володя), и начались речи: "врачующий скальпель", "возвращающие зрение руки", "золотое сердце". Коллеги, похоже, были искренни, но по-настоящему трогательны были бывшие пациенты. Неожиданно для нее слово взял Володя, сказал о школьной дружбе, проверенной десятилетиями, и почему-то это тоже звучало искренне.
В конце главный врач объявил, что здесь же, рядом в церкви будет отпевание, затем - похороны на Головинском кладбище и поминки в конференц-зале Глазной больницы.
Вынесли гроб и поставили на катафалк. Все вышли на улицу. Володя приличествующе вздохнул:
- Ну вот и проводили, как говорится, в последний путь. Что делать, все там будем. Пора на работу, Машенька.
Толпа медленно продвигалась вслед за Митей к церкви. Было что-то старомодно-щемящее в этой неспешной веренице людей.
- Я пойду на отпевание, - решительно сказала она.
Володя удивленно поднял брови, пожал плечами.
- Ладно. Я поехал в офис, а водитель за тобой вернется. Совещание, как всегда, ровно в двенадцать.
И ушел. Не попрощавшись.
Маша догнала процессию. Без Володи она почувствовала себя легко и свободно: ее никто не знал, и никто, кроме нее, не знал чего-то очень важного про Митю. Она могла теперь по-настоящему понять, что он больше никогда не позвонит и что последнего его настойчивого пожелания "Не меняйтесь!" она не исполнила. Чья-то рука протянула ей свечку, заботливо нанизанную на бумажку, чтобы не капал воск.
С каждой минутой службы Маше становилось все горше. Совсем недавно в Прощеное воскресенье она слышала похожие слова, только обращенные к живым, но они прошли мимо нее, теперь же она может только просить прощения у Мити и вместе со всеми молиться об отпущении ему всех грехов. Слух вылавливал растасканные на цитаты обрывки: "Во блаженном успении вечный покой", "в селениях праведных", "прости ему согрешения вольные и невольные", "последним целованием..." И нелепо, неприлично, в храме, у гроба, Машино тело заныло, как никогда прежде, не душа, а оно, грешное, горевало, что отвергло, быть может, единственное свое женское счастье. И всплыло Володино лицо на подушке, увиденное, будто в гробу, и в смятении и стыде она закрыла лицо руками. Господи, да что это с ней! Гроб уже выносили, Маша попыталась подпевать "Святый Боже, Святый крепкий..." и вдруг почувствовала, что все та же, и поклялась Мите "не меняться".
Вышедшие из храма стали рассаживаться в автобусы, а Маша, отойдя к больничной ограде, вынула косметичку и, как могла, привела в порядок заплаканное лицо.
...Служебная машина стояла у ворот. Через сорок минут на совещании она очень аргументированно доказала, что им невыгодно дальнейшее сотрудничество с Чеховским полиграфкомбинатом.
Как любой уважающий себя глава фирмы, первые десять дней мая Володя объявил нерабочими. Само собой разумеется, это стало возможно за счет аврала предшествующих недель, однако никто не роптал: идея сада-огорода или же Барселоны-Антальи уже овладела массами. Маша буквально задыхалась, но все шло на удивление четко, без срывов и истерик, оказалось, что она умеет заранее увидеть узкие места и, как говорили коллеги, "разрулить" грозившие застопорить движение заторы.
Зато вынужденный отпуск оказался невыносим. Володя с женой собрались в Португалию. Впервые он чувствовал себя неловко и всячески уговаривал Машу уехать куда-нибудь, даже грозился молча принести путевку, но она была тверда. Не раз она потом жалела, что не поддалась Володиным уговорам, но в тот момент одна мысль, что придется упаковывать чемодан, уже парализовывала. Когда они с Надюшей отдыхали в Турции, она полушутливо решила, что ездить надо одной и непременно с легендой. Что ж, роль свежеиспеченной вдовы могла бы оказаться ей впору, но было это так пошло, что окончательно убило мысль о возможности поездки куда бы то ни было.
Верочка отправилась с компанией однокурсников в Суздаль, но, по-видимому, что-то сказала отцу, потому что Сережа был внимателен, как никогда, звонил каждый вечер, а как-то предложил съездить за город.
С того неправдоподобно далекого февральского дня Маша из Москвы не выбиралась, погода была замечательная, делать ей было решительно нечего...
Читать дальше