Лидия Чарская: Тетя Душа

Василий Васильевич Гагин крепко любил жену, но это был очень занятой, деловой человек, работник и кормилец семьи, успевший хорошо познакомиться с лишениями и невзгодами жизни. Ему некогда было предаваться слезам и скорби, потому что надо было доставать денег на похороны и сопряженные с ними расходы.

И опять та же тетя Душа приняла последний вздох умиравшей, омыла и одела покойницу, украсила её гроб скромными цветами, разносила неизбежные объявления по редакциям, и своими слабенькими, почти детскими ручками поддерживала забившуюся на краю могилы в нервном припадке Симочку.

Она же последней отошла от могильного холмика с простым деревянным крестом.

На девятый день кончины только что вернувшаяся с кладбища семья Гагиных сидела за завтраком.

Бледненькая Симочка казалась еще воздушнее и от усталости и от траурного платья. Она вяло кушала свою порцию ростбифа и думала о том, что сталось бы с ними всеми, если бы подле них не было их поддержки, в лице их доброй тети Души.

Миша и Стива ни о чем, казалось, не думали и с азартом, свойственным их возрасту, уплетали завтрак. Зато их отец, сидевший на обычном месте в конце стола, думал о многом: и о том как бы получше окончила гимназию Симочка, чтобы пристроить ее на место, и о том как бы поудобнее подать прошение директору на службе о выдаче ему пособия, благодаря расстроенному, вследствие болезни и смерти жены, бюджет и о Стиве, приносившем в этом году плохие отметки, и о Мише, на шалости которого жаловался ему два месяца тому назад при встрече инспектор, и еще о многом-многом другом.

Тетя Душа тоже думала, но несколько иначе.

Сегодня исполнилось пятнадцать лет со дня отъезда её жениха.

Пятнадцать лет! Тогда она была совсем молоденькая, двадцатилетняя девушка. Теперь ей целых тридцать пять лет. Она постарела — о, как постарела! Но по-прежнему помнит своего доброго жениха и думает о нем чаще и больше нежели прежде!… Тогда, будучи еще молоденькой, она не умела оценить его так, как ценила его теперь.

И сейчас в этой хорошенькой пригородной дачке затерянной, как в лесу, среди громадного, густого и тенистого сада, куда они переехали провести лето всей семьей, она снова чувствует себя сильной, отдохнув немного от всех сопряженных со смертью и похоронами золовки волнений.

После всех этих печальных событий ей так хочется отдохнуть на свежем воздухе, в тени этого большого, дикого сада и вспоминать счастливую раннюю юность.

И полная светлых надежд и веры в будущее, всегда спокойная и робкая, тетя Душа сейчас стремительно вскакивает из-за стола и бежит в сад, чтобы видеть небо, солнце, цветы и зелень и помечтать вдали ото всех в тени деревьев.

— Что это с нашей тетей Душей случилось нынче? Вы не знаете, дети? — удивленно вскинув глаза через стекла пенсне, спросил Гагин, — здорова ли она? Почему у неё такое настроение сегодня? Необходимо узнать, — и он послал к сестре Стиву.

Последний стремительно выбежал из комнаты. На площадке лестнице, ведущей в сад, мальчик останавливается, как вкопанный.

У калитки стоял высокий, загорелый, обросший бородой мужчина в дорожном костюме и, вежливо приподняв шляпу, что-то спрашивал у него.

Но Стива не успел ответить незнакомцу, потому что внезапно откуда-то появившаяся тетя Душа бросилась на встречу к вновь прибывшему и с легким радостным криком протянула ему обе руки… А незнакомый мужчина целовал их одну за другой и говорил дрожащим от волнения голосом:

— Ну, вот видишь… видишь… дорогая моя… Вот я и сдержал свое слово! Сегодня исполнилось ровно пятнадцать лет со дня нашей разлуки и я вернулся к тебе за тобою состоятельным и богатым человеком.

Дальше Стива не слушает. Как пуля несется из сада обратно домой, в столовую, чтобы рассказать обо всем случившемся отцу.

Все молчали, слушая с благоговением так много повидавшего на своем веку господина Пронина.

Слушали и дивились и стойкости, воле человеческой, терпению, выносливости, и трудоспособности этого энергичного, сильного духом человека.

Одна тетя Душа не дивилась. Она гордилась своим старым другом, и её сияющие теперь, как звезды, глаза, устремленные на него, казалось, говорили: «Вот какой он честный, какой умный, какой добрый и благородный. И как права я была, веря в него как в самое себя».

Он много изменился за эти пятнадцать лет. Ничего, прежнего не осталось в нем, конечно. Лицо, обросшее густой растительностью, местами уже посеребренной сединой, и обожженное полярным солнцем, было мужественно, красиво живой одухотворенной красотой. Смелый, проницательный взгляд, сильно раздавшаяся грудь и плечи, густая черная с сединой шапка волос, — все это придавало ему вид какого-то русско-сказочного богатыря. И самое появление его здесь было неожиданно как в сказке. И самые рассказы этого богатыря о его необыкновенной жизни, полной лишений и приключений, были захватывающе интересны, заставляя и Стиву и Мишу буквально замирать от восторга.