Георгий Иванов - 'Истоки' Алданова

Георгий Иванов

"Истоки" Алданова

"Истоки" Алданова чрезвычайно объемисты, даже для этого, приучившего нас к большим полотнам, писателя. Два тома, 932 страницы. На этот раз Алданов выбрал темой конец царствования Александра II. Роман начинается 11 января 1877 года, когда одного из его героев, Мамонтова, будит утром салют в честь бракосочетания царской дочери, великой княжны Марии, с герцогом Эдинбургским, и кончается цареубийством 1 марта и вступлением Александра III на престол.

Сложная и увлекательная фабула протекает в России и заграницей. Александр II и Вильгельм I, Бисмарк, Гладстон, Дизраели, Достоевский, Вагнер, Лист, Бакунин, Шлиффен, Маркс, Перовская, Желябов и прочие исторические персонажи окружены почти столь же многочисленными вымышленными. Эти последние выполняют, как всегда в алдановских романах, два задания. Обычную роль вымышленного элемента во всяком историческом повествовании - оживлять его и придавать ему занимательность, и еще, специально алдановское,- пропускать все, что показывается читателю - вечное и временное, великое и малое, сквозь иронический скептицизм автора, окрашивая все в однообразный тон безверия и отрицания.

Во втором томе "Истоков" мимоходом, но очень выразительно, набросан портрет Клемансо в молодости. "Уже тогда",- отмечает Алданов.- Клемансо "делил громадное большинство людей на прохвостов и дураков". Но "теоретически" - т. к. "никогда их не встречал" - Клемансо "допускал возможность", что "где-нибудь очень далеко в пространстве" могут "изредка появляться святые", как "они, по-видимому, изредка появляются во времени, например, в первые века христианства"...

Уже подбор слов в этом отрывке замечателен сам по себе! Сколько оговорок делает Алданов, "теоретически допуская", что "святые", может быть, "изредка появляются". Чувствуется, что Алданов, так же, как Клемансо, "в существование святых верит плохо",- точнее говоря, не верит и сознает, что поверить не способен. И не только потому, что сам "никогда их не видел", но и потому еще, что если бы и увидел, то вряд ли бы все-таки поверил... по врожденному скептицизму. Это подтверждается немедленно на примере. В том же вводном эпизоде - "Клемансо, глядя на революционера с наружностью библейского патриарха" - известного эмигранта Лаврова, колеблется, к какому разряду людей относится Лавров. Что Лавров "не прохвост", Клемансо совершенно ясно. "Не святой ли перед ним" - приходит Клемансо в голову. Клемансо "допускает" эту возможность - ему хорошо известны высокие нравственные качества Лаврова. Но остается в силе и другая возможность, что Лавров просто дурак - возможность для Клемансо гораздо более естественная. Решить окончательно Клемансо так и не может: разница между дураком и святым ему не вполне ясна.

От лица Клемансо явно говорит сам автор. Его взгляд на человечество, настойчиво проводимый им во всех его романах, абсолютно тот же. Характерно, что единственное исключение из "правила", что люди либо прохвосты, либо дураки, либо помесь этих двух особей "большинства людей",- делается Алдановым в "Истоках" для таких же, как Лавров, революционеров - народовольцев.

Делает по тем же мотивам и так же рассуждая, как Клемансо. Что "народовольцы" никак не прохвосты - Алданову вполне ясно. Их нравственный облик - аскетическое презрение ко всему на свете, не исключая неизбежной виселицы, во имя объединяющей их идеи - сближает их в глазах Алданова с христианскими мучениками и вызывает у него неподдельную симпатию - редкое и малознакомое Алданову чувство.

Эпизод Клемансо-Лавров характерен и для всего алдановского мировоззрения. В общих чертах оно сводится к следующему: "Дураками и прохвостами", составляющими "большинство человечества," и в их личной жизни, и в истории, которую они же творят,- двигают почти исключительно жадность, честолюбие и эгоизм. Только одни эти чувства в людях естественны и неподдельны. Все остальные - обман или самообман, сознательное или инстинктивное притворство. Ум - привилегия прохвостов. Он, по существу, ничто иное, как более или менее удачная комбинация эгоизма и хитрости. Умение перехитрить ближнего, использовать его глупость - сила, возвышающая человека над окружающими. Она залог и предпосылка успеха. Умный человек, прокладывая себе дорогу к удовлетворению собственной жадности, честолюбия, эгоизма,- тем лучше достигает цели, чем глубже его знание человеческих слабостей и чем более он свободен от предрассудков, созданных притворством или корыстью. Таков рядовой ум. Высшая же - философская - форма ума отличается от рядового тем, что презирает не только себе подобных, но и самого себя. Презрение это основано на самопознании.