Салам Кадыр-заде - Зимняя ночь

Только побывав в гостях у Наташи, Борис приходил в приличном виде. Девушка наглаживала ему рубаху, галстук, пришивала к пиджаку пуговицы.

Ну и влетало парню от нее!

- Ах, Борис, неряха ты, неряха! Какой же из тебя выйдет юрист?

- В твоих словах есть доля правды, Наташенька. Однако ты тут виновата больше, чем я.

- Это почему же?

- Потому что ты тянешь со свадьбой. Будь дело только за мной, я давно бы уже сделался самым аккуратным парнем на факультете, а ты нянчила бы целую дюжину детишек.

Разговор кончался тем, что Наташа шутливо хлопала Бориса по щеке, заливалась краской и выбегала из комнаты.

Адиль привязался к Борису, скучал, когда его не было в общежитии. Но он не рассказал ему ни о Джейран, ни о мачехе. Это было его тайной. А тайны Адиль умел хранить еще с детства.

Однажды зимой (Адиль учился в пятом классе) валил сильный снег. Мать пришла с улицы окоченевшая и пожаловалась, что у нее нет теплого платка. Рахман пропустил эти слова мимо ушей. Равнодушие отца задело мальчика. Прошло две-три недели. Как-то поздно вечером Наргиз гладила сыну брюки и обнаружила в кармане пачку трехрублевок. Мать удивилась. Где Адиль мог взять столько денег? Наутро она, волнуясь, задала этот вопрос сыну.

- Скажи правду, Адиль, откуда у тебя эти деньги? На лице матери было столько тревоги, что Адилю

пришлось сознаться:

- У тебя нет платка... Отец не покупает... Как это можно? Вот уже месяц я коплю... Откладываю деньги, которые ты даешь на завтрак. Набрал семьдесят пять рублей. Через неделю пойду и куплю тебе хороший платок.

У Наргиз на глазах заблестели слезы. Она обняла сына и расцеловала.

Это был единственный случай, когда Адилю пришлось открыть свою тайну.

Борис слышал, что к Адилю в общежитие иногда наведывается отец. Но сам его ни разу не встретил.

В свой первый приезд Рахман с Адилем не увиделся. Состав уходил обратно в тот же день, и времени на поиски не было.

Через две недели Рахман опять был в Москве. Он знал адрес университетского общежития и приехал туда. Во дворе ему встретился парень-азербайджанец. Земляки разговорились, и через пять минут Рахман знал номер комнаты, в которой живет его сын. Он долго плутал по коридорам, расспрашивал студентов и, наконец, нашел. Открыв дверь, он увидел сына. Адиль лежал на кровати с книгой в руках.

- Сынок!

Рахман бросился к нему, обнял и горько заплакал. Первое, что он увидел, придя в себя, - это портрет Наргиз над кроватью сына.

Рахман долго не мог заговорить. Затем начал молча опорожнять корзину. Выложил на тумбочку фрукты, яйца, двух жареных цыплят, и, наконец, шерстяные носки.

- Ешь, сынок, ешь скорее, пока никого нет... А то придут ребята - тебе ничего не достанется. Это первое. А во-вторых, я не хочу, чтобы мой сын жил в общежитии. Сними комнату. Слава Аллаху, мы не нищие.

- Спасибо за заботу, но мне и здесь неплохо. Я ни в чем не нуждаюсь. Напрасно ты все это принес... Я ничего есть не буду! Забери.

- Адиль... Сынок...

- Отец, я сказал - все! Ведь ты меня знаешь. Я не нуждаюсь в вашей помощи!

Рахман засыпал сына вопросами. Адиль отвечал кратко.

- Тебе передают привет Дилефруз-ханум, Мамед, тетушка Сона, Мансура, деланно веселым голосом говорил Рахман.

Адиль продолжал молчать. Рахман многозначительно покачал головой и добавил:

- Ты, наверно, не поверишь, если я скажу, что Дилефруз-ханум во всем раскаялась...

Юноша чувствовал, что привет от Дилефруз-ханум, ее раскаяние - это ложь с целью задобрить его.

- А как поживает учитель? Ты его видишь?

- Какой учитель?

- Наш сосед, Салех-муэллим.

- Ах, ты о нем... Неплохо живет. Всегда справляется о тебе.

Разговор не клеился.

Рахман торопился. Надо было бежать по магазинам, исполнять поручения Дилефруз. Он простился и ушел.

ПРОШЛИ НЕДЕЛИ, МЕСЯЦЫ...

Джейран долго не могла забыть Адиля. Она тосковала, ходила грустная, задумчивая. Даже родители начали обращать внимание. Она устроилась работать экскурсоводом в музей.

Девушка страдала: "Почему Адиль уехал так внезапно? Почему оставил меня? Ведь я его ничем не обидела, не сказала дурного слова... Так оскорбить! Ну ничего, это мне хороший урок! Теперь-то я научилась распознавать людей..."

Халида, которая раньше писала часто, теперь почему-то молчала. Письма ее были в какой-то степени утешением, а сейчас Джейран и этого лишилась. Она тоже не писала: рука не поднималась. Ей было стыдно перед подругой, словно она совершила тяжкое преступление. Однако совесть у Джейран была чиста. Адиль не обнимал ее, не целовал, не ласкал... Девушке хотелось излить кому-нибудь свою душу, но Халиде она не могла писать. Да и что она написала бы? "Мы катались по морю, разговаривали. Потом простились. Договорились встретиться в среду вечером. Я пришла. А он... нет". Конечно, такому рассказу никто не поверил бы. Даже Халида. Каждый сказал бы: "Как это может быть? Разве честный парень бросит ни с того, ни с сего любимую девушку?"