Салам Кадыр-заде - Зимняя ночь

Джейран прибрала квартиру, позавтракала, опять прошла к себе, села за стол, положила перед собой лист бумаги, приготовилась писать ответ на письмо Халиды, полученное два дня назад. Она специально не ответила сразу. Другой близкой подруги, которой можно было бы открыть душу, у Джейран не было, поэтому она решила подробно писать Халиде о каждом разговоре с Адилем, о каждом свидании.

Но стоило девушке взять в руки перо, как мысли разбежались. Она не знала, с чего начать. В последнем письме Халида писала, ничего не скрывая: "... Джейран, вчера получила от тебя письмо и успокоилась. Как я была рада! Мне все казалось, что я совершаю какое-то большое преступление. Конечно, между мной и Надиром ничего серьезного не было. Но что скрывать? Я хорошо понимала, что творится у меня в сердце. Несколько раз перечитывала твое письмо в том месте, где ты пишешь о курчавом красивом парне. Вечером пошла в клуб. Надир был там. Короче говоря, увидев, что у меня хорошее настроение, он осмелел, читал стихи из "Ромео и Джульетты"... и все наизусть. Ах, какие слова! Не знаю, чем все это кончится... Но, Джейран, Надир тоже неплохой парень..."

Письмо было, на восьми страницах. Джейран перечла его еще раз, собралась с мыслями и принялась изливать свою душу в письме к подруге.

Рахман сидел в галерее у окна, не спукая глаз с калитки. Третий день Адиль не приходил домой. Отец извелся: "Где мальчик? Что с ним? У кого ночует?" Стоило кому-нибудь позвонить с улицы, как он сломя голову бежал к воротам в надежде увидеть сына. НоАдиль не появлялся. Обвинить Дилефруз, скандалить с ней Рахман боялся. По ночам его одолевала бессонница. "Ах, какая неприятность! - думал он. - Зачем только справлял этот день рождения?"

Назавтра Рахману предстояла очередная поездка а Москву. Целую неделю его не будет дома. Как ему хотелось до отъезда узнать что-нибудь о сыне, успокоиться!

Дилефруз понимала состояние мужа и злилась. Она то и дело входила в галерею, хлопала дверью или сладким голоском подзывала Мамеда и начинала его нарочито громко ласкать.

Вдруг раздался звонок. Рахман кинулся к воротам.

Это был Адиль.

- Адиль... Ты пришел?.. Спасибо, сынок...

У отца от радости задрожали губы.

- Да, пришел, но сейчас опять уйду! - холодно ответил юноша.

- Подумай, что ты говоришь, сынок?! Можно ли бросать родного отца? Перестань упрямиться, пожалей меня.

- Я могу остаться, отец, но тогда должна уйти Дилефруз. Наверно, это тебя не устроит! - Адиль поднялся по лестнице и прошел в свою комнату.

Внезапное появление Адиля испугало Дилефруз. Она, как ужаленная, вскочила с тахты и закричала:

- Рахман!

Рахман сделался неожиданно смелым:

- Ну, какого тeбe черта?! Опять термометр? Во всем виновата ты, бессовестная.

Адиль не узнал своей комнаты. Книги валялись на полу, в столе было все перерыто, бумаги разбросаны. На чернильном приборе лежали игрушки Мамеда.

Глобус, подарок пионерской дружины, когда Адиль еще учился в пятом классе, валялся посреди комнаты. Очевидно, Мамед использовал его вместо мяча. Цветы, которые юноша регулярно поливал, пожелтели, поблекли. На его кровати спал Мамед.

Адиль быстро уложил в чемодан необходимые книги, портрет матери, кое-какую одежду, взял тару, в последний раз обвел взглядом комнату и вышел.

Отец, раскинув в стороны руки, преградил дорогу.

- Не уходи, сынок! Умоляю тебя, не уходи! Послушай меня...

- Нет, отец, поздно... - Адиль внимательно присмотрелся к отцу. Только сейчас он заметил, как тот постарел. - Прощай. Мне пора...

- Куда ты, сынок? Не скрывай от отца!

- В Москву!..

У Дилефруз, которая жадно ловила каждое слово, радостно забилось сердце.

- Сынок, человек не должен бросать отчий дом. Не плюй в колодец, пригодится...

Рахман затряс головой, хотел что-то сказать, но не смог. А взгляд его кричал: "Сынок, на кого ты меня оставляешь? Куда уходишь?"

Адиль поднял чемодан и направился к выходу.

- Сьнок, а деньги на билет, на дорогу?

- И билет у меня есть, и деньги на дорогу.

- Поедем завтра, вместе...

- Нет, отец, я должен ехать сегодня. Счастливо оставаться.

На пороге Адиль обернулся и добавил, кивнув головой на дверь:

- Постарайся, чтобы эта фурия хоть тебя не выжила из дома.

Дилефруз с горящими глазами выскочила в галерею, но рта открыть не посмела. Лицо Адиля показалось ей очень страшным.

ОГНИ СТОЛИЦЫ

Когда я сам впервые приехал вечером в этот залитый огнями город, мне, как и Адилю, показалось, что я вижу волшебный сон. До поздней ночи ходил я по улицам столицы, ноги мои уже начали ныть от усталости, а мне все еще не верилось, что я в Москве. Кремлевские куранты были совсем рядом, я слышал их родной голос, а мне все не верилось, что я в Москве. По широким улицам мимо меня проносились потоки легковых машин, а мне по-прежнему не верилось, что я в Москве. Я вдыхал свежий прохладный воздух ночных бульваров - и все никак не мог поверить, что я в Москве. Не мог поверить, что это не сон, а явъ, большое счастье, которое будет длиться и завтра, и послезавтра, и все последующие дни.