Рустам Гусейнов - Ибо прежнее прошло (роман о ХХ веке и приключившемся с Россией апокалипсисе)

- Я не совсем понимаю вас, - покачал головою Глеб. Почему обязательно нужно "создавать", "вызывать" веру. Веру можно принять.

- Вашу веру? Отчаянную, бескомпромиссную, до последних пределов.

- Веру в Христа. Постойте, - вдруг как-то ошарашено посмотрел он на Гвоздева. - Да верите ли вы в Него?

- Я верю в Него, - твердо ответил Гвоздев. - Я верю в Христа потому, что Он первым на Земле дал людям простые, понятные и бесспорные "детские" правила духовной жизни. Для жизни "взрослой" эти правила, должно быть, аналогичны: не резать себе бритвой пальцы, не подносить к телу горящей спички; пожалуй еще - писать в горшок и не ковырять в носу.

- Не то, это все не то! - поморщился Глеб. - Верите ли вы в воскресение Его? Верите ли вы в то, что Он был Бог?

Гвоздев не сразу ответил.

- Я так вам скажу, Глеб, - произнес он, наконец. - Я точно знаю, что есть уровень духа, при котором ложь совершенно исключается для человека. Даже для человека, - добавил он. - И я точно знаю, что Христос далеко превзошел этот духовный уровень. Поэтому я верю всему, что говорил о себе Он сам.

- Вы не верите в Него, - покачал головою Глеб. - Вы знаете, что о воскресении Его написали другие. Но почему, объясните мне, почему не можете вы допустить, что однажды в истории Высший Дух, Высшая Любовь, Высшая Красота сошли на Землю в образе Сына Человеческого?

Гвоздев смотрел на него задумчиво.

- Ну, должно быть, я так устроен, Глеб. Мне трудно верить в чудо. Мне легче верить в истину. И в то, что человечество окажется способно, наконец, разобраться в том мире, в котором живет. Знаете, в теперешнем - современном нам - споре между Церковью и наукой никто не окажется победителем. Я, впрочем, не имею в виду наш отечественный вариант спора, когда одна из сторон уничтожается для ясности. Победителя не будет, но, я полагаю, что в споре этом родится, наконец, истина. Оказалось, что человечество на своем пути к ней должно было перебрать все существующие варианты. Изначально их было у него всего четыре. Первый был тот - что, материя разумна, а духа нет. Второй был тот, что разум - есть свойство духа, а материя его лишена. Третий, кульминацию абсурда которого застали мы с вами, наиболее далек от истины. Однако с четвертой попытки нам ничего более не остается, как, наконец, нащупать ее. Главное же, что радует лично меня - распространение этой истины не должно, очевидно, сопровождаться никакими уже историческими эксцессами. Замена идолов Богами, замена Бога случайностью - были отказом от предыдущего опыта человечества, поэтому лилась кровь. Истина же способна вобрать в себя весь человеческий опыт - в том числе и нынешний, самый неудачный. Никому ни от чего не придется отказываться - вот, что важно.

- Так, по-вашему, в христианстве нет истины? - горько спросил Глеб.

- В нем есть красота и любовь. Разве вам этого мало? Истинная вера и философская истина - это все же разные вещи. Знаете, я скажу вам - когда однажды я понял, что мне нужно разобраться в том мире, в котором я живу, прежде чем пойти в библиотеку, я пошел в церковь. Я просил Его помочь мне.

- И Он помог вам. А вы возлюбили истину, более чем Его. Вы - который поняли, что красота, любовь и свобода - больше, чем истина. Вы возлюбили истину, а Он любил нас с вами - любил всех людей. И что же бы вы хотели от Него? Чтобы Он стал разъяснять фарисеям теорию эволюции? Рассказывать о мотивированных потребностях, о молекулах и хромосомах? Он говорил с нами образами - образами понятными каждому человеку уже два тысячелетия. "В начале было слово." Разве одна эта фраза не красивее всей вашей истины? "Я сказал вам о земном, и вы не верите, - как поверите, если буду говорить вам о небесном?" В Нем Красота и Любовь, Иван Сергеевич, и в нем же Истина, доступная всем. И ваша "научная истина" никогда не заменит ее людям. Как же не видите вы этого? Он навсегда стал для всех нас - Красота и Любовь и Истина. Вы говорите, что я верю, потому что мне нужно счастье. Но разве это "отчаянная" вера? Разве всем людям на этой Земле счастье не важнее, чем истина? Как детям. Да, да - как детям! И они дождутся его, обязательно дождутся! Потому что Он - это и есть счастье. Счастье, которое ждет всех.

Гвоздев вздохнул, поднялся на ноги, минуту постоял молча, прислонившись к стене.

- Я верю в Христа, Глеб, - повторил он, наконец. - Не знаю, удовлетворит ли вас, если я скажу так: вы верите в то, что однажды на Земле родился Бог, а я верю в то, что однажды на Земле родился человек, который стал Богом. И еще я верю, что скоро мы с вами сами сможем спросить у Него, кто же из нас был прав. Потому что я верю, что к нам с вами придет именно Он. Но к Иудеям одновременно придет их Мессия. И к мусульманам - их Господин времени. Ведь вы же не захотите отнять у них их любовь, их красоту, их счастье?