Борис Казанов - Полынья

Вокруг девушек Просекова, только начинавших показывать свою прыть, слышались одобрительные крики. По инерции они легко заходили в первый круг, успевая в считанные секунды пересечь полосу и возвратиться, хотя парни делали все, чтоб их задержать: деформировали карусель, ужесточали вращение, сокращая просветы для перехода. Только девушки успевали проскакивать, несмотря на все старания, и такое их поведение можно было расценить как вызов всей "Лотерее". Просекову показалось, что одна из девушек каким-то образом отрезвляет вторую, и постепенно, не без усилий, девушка в зеленых штанах оказалась с ним. Они начали уходить от кругов, и это скольжение, происходившее при полном забытьи, было таким плавным и рассчитанным, что Просеков как моряк не мог не оценить умелости своего рулевого. В порыве восторга, благодаря за счастье, он поцеловал ее, глядя с умилением, как она от смущения зарозовела. Девушка, помедлив, ответила робким поцелуем... Боже, она откликнулась! Еще никого он не любил так преданно, с таким ликованием всей души.

13

Возвратясь к столу, где их радостным лаем приветствовал Дик, продолжили разговор о путешествии. Осталось решить последний вопрос, о составе команды. Тут неожиданно возникло осложнение. Поскольку путешествие было определено как свадебное, то обе стали немедленно претендовать на место капитанской невесты. Как же быть? Они решили так: кого-то из них капитан должен исключить из судовой роли.

Дик склонялся в пользу девушки в зеленых джинсах. Он недвусмысленно перевел на нее свои круглые глаза и, поторапливая хозяина, ударил куцым хвостом, как молотком на аукционе. Дик не понимал, отчего капитан медлит: ведь преимущество первой очевидно! Был прекрасен ее голос, зарождавшийся как бы в самих объемах маленькой груди, и пылкие движения воздушных рук, просвечивавших голубоватым ручейком жилок на запястье, и то особое умение, казавшееся приоритетом самой молодости: непринужденно переступать грань запрещенности, как бы начисто отбрасывая смысл, который там заключен. Все в ней было одухотворено юностью, озаряющей мир своим торжеством. Другого мнения не могло быть: выбор останавливался на ней.

А если по жизни, а не по игре?

Ведь то, что он испытывал к ней, было гораздо выше случайного притяжения полов, несравненно выше простого влечения... Он мечтал о родстве душ, о более глубоком! Он мог бы ей открыть глаза на мир, помочь прикоснуться к красоте. Этот узор печали (голубой цветок, ищущий уединения в человеческой душе) был бы ей к лицу... Разве кровь не одинакова по цвету, и что в ней, кроме группы, удалось разглядеть? Не его вина, что из всех дочерей, которые у него могли быть, ему назвали только одну. Не будет преступлением и то, если он выберет другую. Жизнь, отрицая смерть, отрицала и это преступление.

Видя, что обе они с нетерпением ожидают ответа (каждая в свою пользу), Просеков, наклонившись к девушке в зеленых штанах, сказал:

- Мне кажется, можно решить без обиды. Пусть невестой станет твоя подруга. А ты будешь моей дочерью.

- Вот вы как! - произнесла она разочарованно. - Значит, подруга вам нравится больше?

- Она мне нравится. Но тебя же я просто люблю.

- Вот вы и крутите! Так не выбирают по игре.

- А я без игры...

В том, как он это сказал, проглянуло что-то такое, что ей стало не по себе, и, как недавно в лодке, ощутив под собой глубину и не приученная плавать, она взмолилась о помощи:

- Нет, вы серьезно! Вы пошутите...

Возникло напряжение, которое было обоим в тягость.

И тут спросила подруга со своей стороны:

- А как вы сказали мне? По игре?

- Да.

- А вы скажите, как на самом деле?

- Как можно!

- Ну, так скажите мне... - Она запнулась, отчаянно покраснев: - Скажите мне "ты", что я ваша дочь... как ей.

Нет, Просеков не мог ее взять в дочери! Почему? Не представлял... Только одна, вот такая.

- Но почему? Разве вам трудно? - лепетала она дрожащим голосом. - Вы только скажите, хоть как! Я буду вам благодарна, я у вас ничего не попрошу... Только скажите!..

- Это невозможно.

Она ушла в слезах... Господи, что произошло? Разве он повинен, что любит одну?

Пролаял Дик, он очнулся.

- Что случилось с вашей подругой? Почему она ушла?

- Наверное, вспомнила отца, - ответила она. - Он погиб, сорвался в лифте.

- Я ее обидел?

- Не надо было вам... серьезно.

- Что же сейчас делать?

Девушка рассмеялась:

- Пойдемте танцевать!..

Теперь, оставшись без подруги, она не возражала, что они вместе. Воспрянув духом, он снова подумал о цели, которой не достиг с первой попытки. Быть может, он все объяснит, сблизившись с ней этим ритмом, полусветом, разрядами электричества? Всей обстановкой движения, которую он принимал, чтоб разговаривать с ней на одном языке... Да и само это движение, его приливы и отливы, то бросавшие девушку к нему, то уводившие в неизвестность, из которой она возникала опять, было полно значения, давая понять какое-то новое измерение разлуки. Она танцевала с ним, он не замечал попыток ее отнять, и теперь мог просто на нее смотреть, не опасаясь быть выбитым каруселью. Наблюдая за ней, помимо своей воли, сделал открытие. Сейчас он, Просеков, для нее не существовал. Она воспринимала его как некую фигуру, обусловленную ритмом. И этот ритм, нарастая, вел к черте, через которую надо было переступить, иначе она уходила одна. Будет ли она его там ждать? Неужели ничего, ничего не осталось? Загадка на жизнь, разгадка счастья...