Сергей Коковкин: Кольцо

Дом стоял на отшибе, в стороне от проспекта, но был на пять голов выше всех остальных. Она содрогнулась от неясных предчувствий.

После смерти Жени она вдруг осознала, какой ценой куплена новая Москва. Сколько крови текло за ее зеркальным фасадом. Какая зловещая война разрушила изнутри эти недостроенные громады, в которых никак не уживается жизнь.

- Какой этаж?

- Двадцать второй. А что?

- Ничего. Четный - это хорошо.

Что до него, он предпочитал нечетные числа. Он и себя относил к нечетным. И все мужчины представлялись ему нечетными, со своими вытянутыми единицами. А рядом их половинки - такие круглые четкие двоечки, восьмерочки, шестерки. Чёт - нечет, чёт - чёрт.

Он поднял щиток, чтоб она увидела весь Вавилон разом. Катя нагнулась, но на всю поднебесную взгляда не хватило. Дом был неестественно синий, прозрачный. Круглая башня стекла. Такая коробка из-под торта. С безобразной оранжевой лентой вокруг. Они оставили машину на еще не убранной площадке возле контейнера со строительным мусором. Рядом каток спешно утюжил асфальт. Вслед за ними, как из сна, въехал "чероки" и встал в тени за контейнером.

За конторкой у лифта их встретил вопрошающий взгляд. Оценив вошедших, охранник поднялся и, не снимая с лица вопроса, поспешил навстречу. Ни тени улыбки, ни искры в глазу.

- Восемь семь, - не глядя на него, отчетливо, как в казино, произнес Владислав Андреевич. Ставки сделаны. Теперь ему нужен только выигрыш. Человечек звякнул ключом и преувеличенным жестом пригласил именитую пару к лифту.

Возносясь вверх, она прижалась к нему. Почувствовав ее так близко, он понял, что все правильно. На площадке двадцать второго консьерж тряхнул прямыми волосами и, многообещающе закатывая глаза, попытался что-то изречь, но Владислав Андреевич не дали ему развернуться и с редкой для них бесцеремонностью подтолкнули обратно к лифту.

- Вы свободны, - неожиданно высоко прозвенело под круглыми сводами.

Вставив ключ, он увидел себя со стороны, (как цитата - гигантская дверь в хичкоковском "Процессе") и, загадочно глянув на Катю, нажал ручку.

Эффект был ошеломляющий! Увидев зал, Катя зажмурилась, прижала руки к груди и запрыгала как в детстве, часто-часто, вздымая к попке свои маленькие каблучки. Потом сорвалась с места и побежала куда-то в глубь дома, расталкивая перед собой бесконечные двери. Каждое открытие озарялось ликующим выкриком. Он медленно поплелся вслед.

Новый дом вызывал в нем странные ощущения. В отличие от Кати, он видел в нем не новизну, а окончательность времени.

Квартира, из расположенных по кругу сегментов, нарезанных и разделенных прокладками стен, как куски торта "Прага", кружила ей голову неотступным запахом шоколада.

Что это? (Дверь!) - вопрошала она самоё себя (Еще дверь?) или не себя, а что-то близкое ей, но другое, неземное создание (Снова дверь...), которому на миг приоткрыли щелку (Ап!) в запредельный загадочный свет (Оп-па!), в котором и должно жить таким, как она, получившим наказ увидеть светлое будущее (Ха-ха!), вместо добитых отцов (Ба-бах!).

Она стояла в дверном проеме и строила рожи. За ней была бесконечность.

Теперь она могла поцеловать его. Она подошла и подставила свои податливые губы. Но когда она приблизила лицо, в темном дрожащем зрачке мелькнула тронувшая его тревога.

Она уже сидела на полу, выставив вперед колени и чуть раздвинув ноги. Он опустился перед ней и пополз, не опуская взгляда.

- Удав, - улыбнулась она.

Он ухватил ее за щиколотки и замер, вытянув шею и нетерпеливо дергая кадыком. Удерживая ее туфли за тупые лаковые рыльца, он протиснул голову дальше или, вернее, ближе, еще ближе, и, наконец, лизнул ее прямо там, заставив застонать. Она выгнулась от накатившего спазма, и, непроизвольно сдвинув колени, откинула голову.

Солнце расточало по стенам алый отблеск. От туфель несло грушевой эссенцией. Где-то далеко-далеко внизу струился и тек проспект. Они так и лежали на полу, и она перебирала пальцами его взмокшие волосы.

Так было. И так будет всегда. Сколько им там осталось? Весь этот век.

Щелкнуло окно. Снаружи потянуло неслышным ветром. Лепет ее восторженного испуга, доносившийся со стороны ванной, вторил недавно затихшим всхлипам.

Идея начать новое время с белого листа, хоть не была задумана изначально, оказалась вполне на месте. Теперь, когда на всех, без разбора, свалился никому неведомый милленниум, он потребовал ответа от каждого. Смерть Жени свела их намертво, потребовав решения ва-банк.