Наталья Копсова - Русская жена

- Нет, нет и не проси. Пока все не съедите, изюма для белок не дам. Куда, куда ты побежал, бес несчастный? Вернись, я тебе говорю! Да что же ты за наказание такое на мою голову?! За Машечкой в лесу следите. Вот Сереженька - один молодец.

Ольгин голос звучал очень даже оптимистично, видимо, все ночные, равно как и дневные страхи благополучно ею позабылись. Я успокоила себя, что это можно считать положительным эффектом от моей непутевой поездки; развесила наше белье сушиться, чтобы до завтра оно успело высохнуть, и блаженно запрыгнула в постепенно заполняющуюся розовой пеной ванну. А что еще оставалось делать?

Отражаясь сразу во всех зеркалах с подсветками, я удовлетворенно мечтала о своем доме, в котором окажусь уже завтра ночью. Как ни верти - в гостях... а особенно в таких. Точно, пора домой. Ничего здесь не придумаешь, ну ничегошеньки.

На первом этаже явно разгоралось очередное представление в Ольгином семействе. Кто-то принялся неестественно громко визжать, орать, метаться и бегать вверх-вниз по лестнице. Аккордно-завершающего скандала как раз-то и не хватало, только, ради Бога, на этот раз без меня! Приняв твердое решение не покидать своего убежища ни под каким видом до окончания любых разборок (эти милые бранятся - только тешатся), я погрузилась в пену еще глубже. Мои мысли внезапно были прерваны истерично-ошалелыми Ольгиными воплями и пугающими выкриками ее мужа, отчетливо раздавшимися теперь в соседней спальне. Группа орущих переместилась на расстояние чересчур опасной ко мне близости. С тревожно застучавшим сердцем, сразу же начавшим отдавать удар за ударом в левый висок, я, по самые губы, замерла в розовой воде и настороженно прислушалась.

- Саша, Сашенька, что же ты делаешь? Его нет здесь, нет. Уходи, умоляю тебя. Я ведь ничего плохого тебе не сделала. За что же, а... - надрывно стенала Ольга за тонкими современными перегородками из передовых хлюпких материалов. Мне отчетливо представилось, как она при этом заламывает руки. Ты же ведь нас бросил. Сам уехал и весточки не подал. Ну умоляю тебя - уйди по-доброму. У нас теперь совсем другая жизнь.

- Это ты, любящая жинка, скройся с глаз моих от греха подальше. Слышишь, тварь? Я повторять не люблю, ты меня знаешь. Где Борька, а? Все равно найду сына и заберу. А ты, ах ты, сукин сын! Ну гад, ты у меня доигрался!

Послышались звуки падения тяжелых предметов и тел, потом глухое сдавленное мычание. Именно так, вспыхнула в моем сознании шалая мысль, должно быть, и мычат приговоренные к бойне быки. И тут-то я сообразила, что мне вроде смутно знаком мужской голос с глубоким придыханием в конце каждой фразы и человек говорит исключительно по-русски.

Тише мыши я выбралась из пены и, бесшумно сняв с петли крючок, пугливо приникла к ведущей в спальню дверной щели. Обзор совсем был никуда, и пришлось образовать щель чуть шире. В центре открывшейся панорамы, в пол-оборота ко мне на смято-кружевной Олиной постели восседал еще более мрачный, чем обычно, моряк Александр с канадской "Red Line". Распластанное, расхристанное тело, вероятнее всего, принадлежащее Гунару-Хельвигу, спиной вверх обреченно лежало на кровати. В затылок Гунару Саша с силой упирал оружие, наподобие партизанских обрезов образца Второй мировой. Ольга стояла на коленях, нечленораздельно завывала и заламывала в отчаянии руки.

Ледяная кровь ужаса бросилась мне в лицо, а стаи спутанных, пугливых мыслей, мешая друг другу, рванули в голову. Вознамерясь убежать из ванной как можно дальше и быстрее, даже в панике я все же сообразила сперва накинуть на себя халат, но при этом запуталась в поясе и сильно затянула процедуру побега. А что если убийца услышит шаги на лестнице и погонится за нежелательным свидетелем? Внезапно ощутив небывалый прилив смелости, исключительно ради спасения Гунара из рук озверевшего Саши, я героически грохнула об пол сушилкой со своим бельем и тут же с чувством горького раскаяния в громком поступке импульсивно съежилась в комочек и вжалась в скромный уголочек между розовой раковиной в форме морской раковины и белым шкафчиком для полотенец. Наступило затишье, как перед грозой. В ту же секунду из спальни раздался вибрирующий на запредельных частотах полувой-полувопль последнего отчаяния - прощальная песня смерти, которой живым лучше и не знать. Потом грянул родной русский оглашенный мат, да такой, что кровь в жилах застыла и почти полностью прекратила кровоснабжение сосудов. Затем все оборвалось во внезапно наступившую тишину: зловещую, замогильную, окончательную. Кончилось или кончили?..