"Хорошо, что хоть белки все еще живы, а то бы Ольга вообще..." - с оптимизмом подумала я.
Намотавшись по лесистым склонам и холмам и основательно проголодавшись, к двум часам дня мы вернулись домой. Что-то сегодня припозднившийся с питанием Гунар-Хельвиг сидел и трескал ланч в виде обожаемой им трески в укропной подливе и со свежими овощами. Он считал, что поскольку проводит свой день в неустанных физических трудах, да еще на свежем воздухе, то ему, кормильцу и поильцу, положена особо витаминизированная специальная диета. Ольга была с ним абсолютно солидарна, из кожи вон лезла, чтобы угодить вкусам требовательного мужа, да еще при этом и сэкономить. А первую жену Гунара-Хельвига, а заодно и всех остальных норвежек, она с удовольствием критиковала за их пристрастие к бутербродам и сухомятке.
Вообще, в Ольгиной семье питание было чем-то сродни таинству, поэтому приготовлению пищи и разговорам о том уделялось множество времени, внимания и сил. Я же искренне полагала, что беспрерывное ублажение желудка, а гораздо того более - частые дискуссии на подобную тему - занятия малоинтеллигентные; однако откушать экспериментальные подругины блюда не отказывалась никогда. Не припомню ни одного Ольгиного прокола в кулинарном искусстве.
Всех нас четверых Ольга немедленно отправила мыть руки. Теперь она опять стала нервно весела и суетлива, да еще отчего-то упрямо избегала встречаться со мной взглядом. Правда, и на любимого Гунара эта хлопотунья не очень-то глядела; заботливо кружилась вокруг, опустив долу скромные очи полубегемотик-полубабочка. Слишком хлопотливая, чересчур образцовая. Наверное, ему тоже пожаловалась на кота и чайку. Так же, как и я, Гунар-Хельвиг считал подобные приметы сущей чепухой, но в отличие от меня выносил свои вердикты, как не подлежащие повторной апелляции, закрывая вопрос раз и навсегда. Гунар-Хельвиг окончил подкрепление упавших на трудфронте сил, вытер губы салфеткой и поднялся из-за стола навстречу.
- Да, Наталья, кстати. Смогла бы ты уделить мне минуточку внимания? как бы между прочим спросил он, глядя мне куда-то в область третьего глаза. Я согласно кивнула и в напряженном ожидании последовала за ним в "телевизионную" комнату, налево от кухни.
- Послушай, Наталья, - с места в карьер загундосил Ольгин любящий супруг абсолютно загробным, но решительным тоном.
Догадаться, о чем конкретно пойдет речь, на этот раз оказалось делом затруднительным.
- Должен сообщить тебе, что просил бы вас уехать завтра с вечерним поездом. На вокзал я отвезу вас сам.
Вот уж чего-чего, а такого дикарства даже от него не ожидала. Между тем Гунар-Хельвиг продолжал:
- В последнее время у меня много работы и я сильно устаю, а домой придешь - дети озорничают, постоянно шалят и шумят. А мне, и в особенности Ольге в ее положении, нужны полный покой и тишина. Сама видишь: Ольга стала очень раздражительной и нервной, а это нехорошо. После отъезда ее родителей даже я стал страдать головными болями: ты только представь, Наталья, почти два месяца все в доме говорили только по-русски, а теперь вот опять... Мне даже пришлось выписать таблетки от головной боли и регулярно их принимать. Однако следующим летом мы непременно пригласим вас с Игорем к нам в гости на месяц. Летом здесь, согласись, гораздо приятнее и в море можно купаться, так что пойми меня правильно.
"Боже, неужели же он не шутит? Да нет, такие типы едва ли обладают чувством юмора, - серьезно задумалась я, оказавшись в противоречии между одновременно возникшими эмоциями возмущения и отчаяния: - Да как же его жена живет в Норвегии и слышит вокруг только чужую речь?"
Все же не успев до конца собраться с мыслями, я робко заикнулась о возможности убраться восвояси не завтра с вечерним поездом, который прибывал в Осло не в очень удобное для меня с детьми время, а послезавтра с дневным. Занудный Гунар согласился.
Ольга с виноватым видом робко заглянула в полуоткрытую дверь.
- Можно мне к тебе, Наташенька?
"Да я-то уеду, - горько усмехнулась я про себя, - но ты-то ведь останешься со своим психопатом, вот от этого и все твои нервные припадки. Господи, как же я сразу-то не сообразила!"
Ничуть не пытаясь деликатничать, я откровенно высказала свое мнение о причудливых капризах ее муженька. Встретив с нескрываемым облегчением конец моих эмоционально-логических излияний, она положила свою смуглую ладошку на мою, все еще подрагивающую от возмущения коленку и заговорила тихо-тихо:
Читать дальше