Максим Горький - Том 3. Рассказы 1896-1899

Стая птиц с весёлым щебетаньем пронеслась над рекой; он посмотрел вслед им и, когда они скрылись из глаз в ветвях леса на том берегу реки, сказал, не волнуясь и с оттенком насмешки:

— Видно, моя доля — как ветер в поле… не поймаешь её…

Девушка вздохнула, ласково и жалобно взглянув на него. Он смотрел куда-то далеко.

— Уж коли отец-то твой сказал, так… значит, так оно и будет. Его в другую сторону не согнёшь, — мужик прямой… Его, старого дьявола, хоть колом по башке бей, — он всё на своём стоять будет… Верно я говорю? Не уступит он тебе?

— Не уступит! — качнула головой девушка, — хоть бы я вся слезами изошла, — не сдаст он…

— Стало быть, тут и точка! Не выгорело наше дело, Палагея!.. Значит, не судьба!

— Так что же будет теперь? — тревожно и тихо спросила она.

— А чему быть? Пойду я на завод и буду там работать… Надоест, — подамся дальше куда-нибудь!.. Да… Вот те и прощай!

Она большими глазами взглянула на него и молча ткнулась лицом своим в его грудь.

Он обнял её одной рукой, взглянул, как её плечи вздрагивают, и задумчиво стал смотреть на спокойную воду реки, отражавшую их, как в зеркале.

— А… бывало, в мыслях-то, сколько раз я изображал себе всё это!.. Вот мы с тобой, стало быть, женаты и работаем вместе…

Он остановился, — может быть, потому, что ещё раз «изображал» себя женатым на этой девушке, прижавшейся к его груди, и работающим вместе с ней; а может быть, потому, что больше уже ничего не мог изобразить.

— Да… я, например, кошу, а ты гребёшь… Или я молочу, а ты веешь… Эхма! чёрт те возьми! Были бы у нас дети… и всё как следует… Корова, а то две… Тоже вот овцы… Помыслишь вот этак-то, — даже весело станет…

Девушка громко взвыла, как воют деревенские бабы над умершими, близкими им.

— А ты не плачь, — спокойно сказал парень, прижимая её к себе, — что плакать? Это ни к чему…

— Стёпа ты мой… хороший ты мой! — шептала она сквозь рыданья.

А над ними печально кружились жёлтые листья ив, и вся река покрылась мелкой рябью от ветра, скользнувшего по ней.

— Ничего! — ободряюще говорил парень. — Это вот сначала только жалко тебе меня… ну, а потом привыкнешь. Вы, бабы, скоро привыкаете… Забудешь — и больше ничего! Ровно бы и не было меня…

— Стёпа! Не говори ты мне этих слов… Никогда я… никогда-то я не забуду тебя! Что я теперь без тебя? Как без сердца буду я жить!

— Замуж выйдешь всё же… — сказал парень, угрюмо усмехаясь.

— Господи! Не выйду… ни за кого не пойду! — воскликнула девушка с тоской.

— Велят — выйдешь. За меня не велели — послушала; за другого велят — тоже послушаешь. Это уж всегда так бывает… Долго жалость в себе не продержишь…

— Почто ты, Стёпа, уходишь-то? Хоть бы тут ты остался, — посмотрела бы я хоть издали на тебя, душу-то отвела на минуточку… Какая теперь жизнь моя будет?!

Он, слушая её ноющие слова, с усмешкой посмотрел в лицо ей и глубоко вздохнул.

— При чём я тут останусь? Не дело ты говоришь, Палагея. Ежели я ковырялся тут, так это потому, что молод был, а потом ты вот… Думал я, что отец-то ничего, мол, поломается да и согласится… А теперь вижу, что толку не будет… Дядя Иван не раз говорил с ним про меня, а он и слушать не хочет… Богаты вы больно… ну и горды оттого. И выходит, что должен я отсюда куда-нибудь скрываться… Потому мне не тово… несладко тоже будет замужем видеть тебя!.. Да и что я тут?

— А может, тоже женишься, — тихо сказала девушка.

— Ну… это мне ни к чему… Вот ежели бы на тебе, — это другое дело. Потому — ты девка здоровая… хорошая и работящая… Мы бы с тобой во как зажили!..

И снова, тяжело вздохнув, он замолчал.

— Царица небесная! — умоляюще сказала девушка.

— Н-да-а… ни я тебе женатый, ни ты мне замужняя — не нужны мы… Ведь вот ты не хотела до венца со мной… а многие так делают. Забеременеет, — ну, её скорее и выдают за того, от кого понесла… А ты этого не хочешь… Стало быть, невелика она, любовь-то твоя…

— Стёпа! — жалобно сказала девушка, поднимая глаза на его лицо, — ведь грех это, без венца… и опять же изобьют меня, изувечат, ежели что… изуродуют, а всё-таки не отдадут за тебя…

— Ну, — равнодушно сказал парень, — это твоё дело, тебе о нём и рассуждать. Но ежели бы была любовь, — что при ней побои? Так-то!

Она опять заплакала, только теперь уже отодвинулась от него. Он же взглянул из-под руки на солнце, склонявшееся к западу, и медленно заговорил:

— Теперь часа четыре будет… Надо ждать — скоро ударят к вечерне. А завтра я встану с солнышком и пойду. Вот и всё…