Максим Горький - Том 1. Повести, рассказы, стихи 1892-1894

По деревне ехал царь с войны.
Едет — чёрной злобой сердце точит.
Слышит — за кустами бузины
Девушка хохочет.
  Грозно брови рыжие нахмуря,
  Царь ударил шпорами коня,
  Налетел на девушку, как буря,
  И кричит, доспехами звеня:
    — Ты чего, — кричит он зло и грубо,
    Ты чего, девчонка, скалишь зубы?
    Одержал враг надо мной победу,
    Вся моя дружина перебита,
    В плен попала половина свиты,
    Я домой, за новой ратью еду,
    Я — твой царь, я в горе и обиде, —
    Каково мне глупый смех твой видеть?
Кофточку оправя на груди,
Девушка ответила царю:
  — Отойди — я с милым говорю!
  Батюшка, ты лучше отойди.

  Любишь, так уж тут не до царей, —
  Некогда беседовать с царями!
  Иногда любовь горит скорей
  Тонкой свечки в жарком божьем храме.

  Царь затрясся весь от дикой злости.
  Приказал своей покорной свите:
— Ну-те-ко, в тюрьму девчонку бросьте,
Или, лучше, — сразу удавите!
  Исказив угодливые рожи,
  Бросились к девице, словно черти,
  Конюхи царёвы и вельможи, —
  Предали девицу в руки Смерти.

  Смерть всегда злым демонам покорна,
  Но в тот день она была не в духе, —
  Ведь весной любви и жизни зёрна
  Набухают даже в ней, старухе.
  Скучно век возиться с тухлым мясом,
  Истреблять в нём разные болезни;
  Скучно мерять время смертным часом —
  Хочется пожить побесполезней.
  Все пред неизбежной с нею встречей
  Ощущают только страх нелепый,
  Надоел ей ужас человечий,
  Надоели похороны, склепы.
  Занята неблагодарным делом
  На земле и грязной, и недужной,
  Делает она его умело, —
  Люди же считают Смерть ненужной.
  Ну, конечно, ей обидно это,
  Злит её людское наше стадо,
  И, озлясь, сживает Смерть со света
  Иногда не тех, кого бы надо.
Полюбить бы Сатану ей, что ли,
Подышать бы вволю адским зноем,
Зарыдать бы от любовной боли
Вместе с огнекудрым Сатаною!

  Девушка стоит пред Смертью, смело
  Грозного удара ожидая.
  Смерть бормочет — жертву пожалела:
— Ишь ты ведь, какая молодая!
Что ты нагрубила там царю?
Я тебя за это уморю!
    — Не сердись, — ответила девица, —
    За что на меня тебе сердиться?
    Целовал меня впервые милый
    Под кустом зелёной бузины, —
    До царя ли мне в ту пору было?
    Ну, а царь — на грех — бежит с войны.
    Я и говорю ему, царю,
    Отойди, мол, батюшка, отсюда!
    Хорошо, как будто, говорю,
    А — гляди-ко, вышло-то как худо!
    Что ж?! От Смерти некуда деваться,
    Видно, я умру, не долюбя.
    Смертушка! Душой прошу тебя —
    Дай ты мне ещё поцеловаться!
Странны были Смерти речи эти, —
Смерть об этом никогда не просят!
Думает: «Чем буду жить на свете,
Если люди целоваться бросят?»
  И на вешнем солнце кости грея,
  Смерть сказала, подманив змею:
— Ну, ступай, целуйся, да — скорее!
Ночь — твоя, а на заре — убью!
  И на камень села, — ожидает,
  А змея ей жалом косу лижет.
  Девушка от счастия рыдает,
  Смерть ворчит: — Иди скорей, иди же!

Вешним солнцем ласково согрета,
Смерть разула стоптанные лапти,
Прилегла на камень и — уснула.
Нехороший сон приснился Смерти!
  Будто бы её родитель, Каин,
  С правнуком своим — Искариотом,
  Дряхленькие оба, лезут в гору, —
  Точно две змеи ползут тихонько.
— Господи! — угрюмо стонет Каин,
Глядя в небо тусклыми глазами.
— Господи! — взывает злой Иуда,
От земли очей не поднимая.
  Над горою, в облаке румяном
  Возлежит господь, — читает книгу;
  Звёздами написана та книга,
  Млечный путь — один её листочек!
  На верху горы стоит архангел,
  Снопик молний в белой ручке держит.
  Говорит он путникам сурово:
— Прочь идите! Вас господь не примет!
— Михаиле! — жалуется Каин, —
Знаю я — велик мой грех пред миром!
Я родил убийцу светлой Жизни,
Я отец проклятой, подлой Смерти!
  — Михаиле! — говорит Иуда, —
  Знаю, что я Каина грешнее,
  Потому что предал подлой Смерти
  Светлое, как солнце, божье сердце!