Евгений Козловский - Голос Америки

4) в газете "Правда" и целом ряде прочих газет в списках лауреатов Ленинской премии появилась группане известных дотоле народу фамилий и нейтральное, ничего не говорящее даже человеку искушенному название темы, заразработку которой носители не известных дотоле народу фамилий премии этой удостаивались: "О некоторых явлениях, сопутствующих интерференции когерентных радиоволн при использовании волноводов из сверхпроводящих материалов"; тема -разъясняли газеты -- имеет огромное народнохозяйственное значение;

5) Трупец МладенцаМалого купил в военторге наКалининском десяток звездочек, в каждом погоне просверлил шилом по третьей дырке и даже завел предварительные и покасекретные переговоры со знакомым портным о пошиве генеральского мундира, -- и то, и другое, и третье, впрочем, как оказалось -напрасно, ибо не только генерала -- даже и полковникаТрупцу, возглавившему новый огромный отдел Комитета, так и не присвоили, анапротив -- чем натрупцов взгляд лучше шло дело, тем чаще вызывали Трупцанаковер и разносили в хвост и в гриву затупость и неумение использовать с полной отдачею последние достижения советской науки и техники в целях дальнейшего усовершенствования и усиления идеологической работы среди населения. Да, усиления среди населения.

Итак, в тупости и неумении обвиняли ТрупцаМладенцаМалого! Это ж смешно сказать: Трупца -- в тупости и неумении! А кто как не он бородачаприветил? кто как не он подал идею не вовсе голосаупразднить, азаменить насвои, отечественного производства, комитетские? кто как не он провел переговоры с финнами о возведении здания в рекордные сроки, приглядывал застроительством, дневал-ночевал наплощадке?! А что начальству не нравятся тексты, которые идут в эфир, -- ну тут уж Трупец вовсе виноват не был! Что он мог поделать с собою, когдакаждая клеточкаего мозга -- даи одного мозгали?! -- каждая клеточкатела, каждая пора, каждый волосок кожи всеми силами противились тому, чтобы собственными, можно сказать, руками изготовлял и распространял их хозяин заведомо ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй, Коммунистическую партию и выдающихся ее деятелей, атакже отдельные организации! Нет-нет, совсем не такой уж он и дурак был, Трупец МладенцаМалого, он понимал, что следует маскироваться, чтобы тебе верили, что ты "Голос Америки" или там, положим, какое-нибудь "Би-би-си", следует подделываться под гадючий тон, чтобы между якобы их сообщениями подпустить порою свое, Трупец нисколько не подвергал сомнению имеющиеся у начальстваагентурные данные, что совсем, значит, перестал слушать народ трупцовы голоса, -- понимал и всякий раз искренне обещал начальству, что исправится, что все будет о'кей, даже наглавного редакторапри себе согласился, -- что-то вроде Фурмановапри Чапаеве, -- и выделил ему комнатку, которая вскоре разрослась навесь двенадцатый этаж, превратилась в таинственный институт контролеров, -- согласился со всем и навсё, но гены, гены, мать их так! -- гены. Гены, клеточки, поры, волоски! -- все это продолжало топорщиться и сопротивляться, и снова, буквально помимо трупцовой воли, выходили из-под начальственного красного его карандашаматериалы так обкорнанные и поправленные, что впору было нести наШаболовку.

И начальство, дольше терпеть не имея возможности и сил, предложило Трупцу отставку. Отставкабыладля Трупцавсе равно что смерть; он начал писать рапорты, ходить-унижаться по кабинетам, напускал насебя эдакий жалостный вид, поканаконец не плюнули нанего и не разрешили остаться при любимом деле, правда, сильно понизив в должности и отобрав подписку, что заниматься будет исключительно административно-хозяйственными вопросами, ав передачи как таковые носу больше не сунет.

Когдапосле унизительных этих мытарств, словно после тяжелой продолжительной болезни, вернулся Трупец в здание наЯузе, там уже все шло по-другому: новое начальство задвигло в эфир огромные куски натуральных заграничных передач, и только небольшие прослойки между ними были составлены Комитетом, анастыках -- для незаметности последних и вящей убедительности, подпускали давно уж, -- думал Трупец, -- списанную в архив -- ан, нет: вечно живую -- глушилочку.

Трупец МладенцаМалого окунулся в делаадминистративно-хозяйственные, обеими ладонями зажав глазаи уши свои, чтобы не видеть и не слышать того, что творится вокруг, но то, что творилось, просачивалось и под ладони, и тогдаприпоминалась ледериновая папочка, и сноваТрупцу до зудахотелось выловить всех, кто осмеливается слушать, выловить, наказать, изолировать, потому что, честное слово, для Трупцауже не существовало разницы между голосами натуральными и голосами яузскими. Понятное дело: начальство сейчас в эту затею посвящать было нельзя, даже крайне опасно, -- и Трупец решил действовать насвой страх и риск. Единственный человек, с которым дерзнул Трупец поделиться и привлечь в качестве помощника, был младший лейтенант НикитаВялх, юношасимпатичный и умный, взятый в свое время на"Голос" Трупцом по приватной просьбе старого фронтового друга, генералаОбернибесова, -- юноша, к которому бездетный Трупец относился почти как к сыну, тем более что Никите крупно не повезло с родителями фактическими.