Если бы он - действительно - полюбил: так, как бывает - ... Если бы. Тогда - пусть - подробности боли. Ведь это будет уже - дар свыше. И я безропотно приму его. Но - только...
- Только после тебя, Балашов.
Вернулась от крольчихи в двенадцатом часу: так боялась домой ехать. Около полуночи зазвонил телефон. Сорвала трубку. На пару секунд - обрывок музыки... откуда-то издалека, из глубины. Затем - короткие гудки.
Села на кровать, не переодеваясь. Ждала: покорно, печально.
Не приехал.
* * *
(Он потягивается, садится на стол. Облокачивается на ксерокс.
- И однажды мы поймем, что не любим друг друга.
Старается быть искренним. Чтобы - никакой патоки.
Но без патоки женщину не приручишь.
Солги! И я буду твоей "собаккой".
Не хочешь. Ты труслив или гуманен?
Хорошо. Тогда - на неделю - но: полюби.
- Демьянова, я и так тебя люблю.
Это не та смерть, которой я достойна. Желала иной: быстрой, яркой, мучительной. Смертельной.
А мне говорят: умри... чуть-чуть.
Не умею. Не хочу.
..."Любовь", "смерть", "вечность"... Мы по-разному верим в эти заклинания.
- Для тебя, Иван, эти понятия - лишь хитросплетения звуков и смыслов. Тебе стало бы стыдно, узнай ты, как глубоко люди их ощущают. Скажем так: есть граница стыда в виде разницы в чувствах при словце "никогда". Даже представить себе не могу, связаны ли в твоих мозгах слова "похороны" и "скорбь".
- А "любовь" и "измена" - в твоих?
- Не уходи от ответа. ...В нашей ситуации ты не меньшая сволочь, чем я.
- Мариенгофа читала?
- Нет. А что?
- У него есть роман, называется "Циники". Женщина на глазах у того, кого любит (и кто, безусловно, любит ее), отправляется к новоиспеченному любовнику. Ее никто не останавливает.
- Этот цинизм больше смахивает на садизм.
- Да нет. Просто это полная свобода. Взаимопонимание. Ладно, я поехал. Сегодня провожать не буду: ну, ты понимаешь.
- Понимаю. Особо не балуйтесь - от этого дети бывают.)
* * *
...Утро: похоже на освобождение.
Вчера: клочок музыки; короткие гудки...
Крольчиху и вправду разнесло...
Сегодня: на работе я опять не нужна... Юлька сказала...
Пошла в душ. По квартире бродит морда, с утра вечно смахивающая на фольгу из-под жаркого.
На всякий случай поставила у двери таз с водой. Задвижки так и не прибавилось.
Тонкие теплые струйки осыпают тело.
Клочок музыки... С чего я тогда решила, что он звонит с работы? Ждала, как дура, до полвторого.
Значит, дома сидим, музыку среди ночи слушаем! Развлекаемся! А ребенок-то? Бедный! как он спит только под всю эту какофонию!..
...Было ли это похоже на освобождение?
Из оцепенения в мареве ласкового дождика выводит грохот жестяного таза того, с ледяной водицей.
- Алексей Гаврилович, вы не ушиблись? Эй?
Ванная комната у нас допотопная, дверь - за поворотом. Милого соседушку я не вижу, но слышно, как он тихо матерится.
- Алексей Гаври...
- Иван. Николаевич.
Плащ летит на пол.
* * *
Потом, после:
- Кто тебе дверь открыл?
- Физкультурник, кто. Такой любезный был - прямо до ванной проводил. "Дашенька, - говорит, - моется".
- Сам он "моется". Я медитирую. В прошлый раз сказала ему: скрип двери - и швабра полетит без предупреждения. Я очень метко кидаю швабры. Особенно из-за угла. Этот потаскун на тебе отыгрался.
- Я прямо в таз с водой вступил.
- Тем более ты не можешь сейчас никуда идти. Кофе?
- Только без сахара.
- Помню.
- Все еще? Я думал, уже забыла.
- Не издевайся.
- На той неделе у меня жена уезжает к родителям. На три дня.
- Когда?
- В среду. Show must go on.
* * *
Три дня - пошли.
Иван приводит меня к себе, в гости. Живут, оказывается, с его бабушкой. У бабули - идея фикс.
- Ванечка, не могу... Помру я скоро...
Мне:
- И так она - уже лет пятнадцать.
Ей:
- Ба, помочь, что ли?
- Не надо.
Полная свобода: взаимопонимание.
* * *
Очень выигрышный фильм - для парочек.
Я видела его в Таллинне - на большом экране. Иван же - на видео, в тряпочной копии.
Восемь вечера, будний день: народу в зале - кот наплакал.
В темноте пробираемся наверх, на балкончик: прямо над входной дверью. Смотрю вниз, в пропасть. На полу - ниточка света.
- Мы дверь не прикрыли.
Ниточка тает, пропасть чернеет.
...Балашов кивает на экран:
- Что, Дашка, слабо тебе - как она?
- Мне? Слабо?
Ставлю ногу на бордюрчик балкона, поднимаюсь. Снизу - пропасть.
Балашов придерживает меня.
Мои руки распахиваются, откидываю голову.
Те двое, на носу плавучего мира посреди Атлантики - судя по всему, были счастливы.
Читать дальше