Виктор Клюшников - Марево

— Вамъ должно-быть очень весело съ maman? заговорила Инна, опережая ихъ съ Мальвиной.

Та посмотрѣла ей въ глаза съ холоднымъ достоинствомъ и ловко дала другое направленіе разговору, спросивъ Инну, не Малороссіянка ли она?

— А что? сказала Инна.

— Такъ, замѣтно по выговору. Вы не сосѣдка ли Русанову по имѣнію?

"Вотъ заладила сорока Якова", подумала Инна, чувствуя новый прилимъ смущенія, и едва отвѣтивъ на вопросъ, сама бросилась въ сторону.

— Что жь вы такъ скоро возвращаетесь въ Россію? Теперь лучшая пора для туристомъ.

— Что жь пріятнаго оставаться тамъ, гдѣ Русскихъ на каждомъ шагу оскорбляютъ. Впрочемъ винить некого, кромѣ себя, прибавила Мальвина, косясь назадъ.

— Вы стало-быть расходитесь съ maman въ политикѣ?

— Въ политикѣ? Нѣтъ это не при мнѣ писано… равнодушно отвѣтила та.

Очевидно разговоръ не вязался. Полюбовавшись Мостомъ Вздоховъ съ Понте делла-Палліа, они разстались за Піяцеттой у морской таможни, гдѣ Инна сѣла съ Бронскимъ въ гондолу.

— Куда вы такъ спѣшите? говорила баронесса графу, нетерпѣливо поглядывавшему на часы.

— Куда, къ величайшему моему прискорбію, я не могу доставить вамъ доступа ни за какія деньги, отвѣтилъ онъ.

— Въ комитетъ? вскрикнула та, сложивъ ладони. Тотъ кивнулъ головой. — Счастливцы! Мы вамъ такъ сочувствуемъ! продолжала она. — Прощайте до лучшихъ дней!

Молодыя дѣвушки холодно простились, оставшись одна для другой полузагадкой.

— Просто опротивѣли, сказала Инна, когда они отчалили. — Кто жь ей далъ право сыпать трудовыя деньги?.. Свои крестьяне, можетъ-быть, въ пухъ раззорены, а они за границей благодѣтельствуютъ.

Бронскій усмѣхнулся.

— Я матушку-то нашпиговалъ; онѣ теперь въ Россію поѣдутъ.

— Bon voyage!

— Нѣтъ не шутя, она лучше всякой газеты; цѣлый день станетъ по салонамъ молоть; женщинѣ все простительно, а имѣяй уши слышать, да слышитъ! Такъ, кажется, по славянски-то.

— Ну, и дочка хороша! Діана какая-то мраморная!

— Только не Діана де-Ли! острилъ графъ.

Баронесса все стояла на берегу, пока гондола не скрылась изъ виду, точно разставалась съ милыми сердцу. Пронзительный пискъ заставилъ ее обернуться. Изъ-за походной ширмочки выскакивали куклы. Pulcinello и сбиръ потѣшали публику…

— Маріонетки! Маріонетки!закричала она, растаявъ отъ восторга.

— Да, maman, знаешь что…

— Вѣдь это, Мальвина, вещь революціонная!

— Да, это она! задумчиво проговорила Мальвина.

— Кто она?

— Инна эта, она тотъ алмазъ, что писалъ Voldemar…

— Смотри! Смотри! перебила матушка съ сіяющими глазами.

— Точно ты ихъ подъ Новинскимъ не видывала! замѣтила дочь.

Потерявъ изъ виду минутныхъ знакомыхъ, Инна глядѣла на громадныя дворцы, которые, казалось, плыли вмѣстѣ съ берегами; весеннее солнце обдавало ослѣпительными блестками мутныя волны, бѣлые мундиры австрійскихъ солдатъ, попадавшихся на каждомъ шагу и мокрыя весла гондольера.

— Эй, Верро! обратился къ гондольеру Бронскій:- ты ненавидишь Австрійцевъ? Хочешь съ ними драться?

— Ohime, signore! я взялъ два билета въ лотереѣ, они непремѣнно выиграютъ…. Я такъ много проигралъ, что эти навѣрное выиграютъ….

— А что лучше: выиграть десять тысячъ гульденовъ или освободить Венецію?

— O, signore, какое же сравненіе?

— Венеція? Да? вступилась Инна.

Гондольеръ поглядѣлъ на нее съ безсмысленною улыбкой простака.

— Какъ Венеція? Что жь я съ ней буду дѣлать? Опять вертѣть веслами….

— Тогда не запретятъ пѣть баркаролы, острилъ графъ….

— Che beni! засмѣялся лодочникъ.

— До такой степени развратить народъ! съ негодованіемъ проговорила Инна.

— Ужь и весь народъ? переспросилъ Бронскій.

Мысли Инны были далеко… Стали ей представляться низенькія хатки, запахъ моченой пеньки, котораго прежде она переносить не могла, звуки очеретяной сопилки, блюдо вареной пшенички; раскинулся старый, заглохшій садъ, заскрипѣли старинные часы…

"Скоро ли? скоро ли?" думала она, безсознательно глядя на катившуюся подъ ногами воду, и казалось ей, что она замерла на мѣстѣ, а берега быстро мчатся мимо….

Глухо стучатъ вагоны, подпрыгивая на связяхъ рельсовъ Венеціянско-Вѣнской желѣзной дороги, окрестности такъ и мелькаютъ мимо окна, застилаемаго иногда густою струей пара. Инна читаетъ газеты, протянувъ ноги на незанятую скамью. Леонъ смотритъ въ окно, изрѣдка взглядываетъ на сестру, словно собирается заговорить; лицо ея спокойно, только брови иногда сдвигаются, да глаза начинаютъ смотрѣть непривѣтливо, а тамъ опять серіозная сосредоточенность.