Михаил Кураев: Жребий No 241

Если же тебе так невыносимо тяжело дома, отчего бы тебе не поехать напр. в Петербург к Эльзе, поразвлечься там? Я думаю, ты бы стала лучше себя чувствовать.

Когда будешь в Москве - передай мой привет сердечный Марии Дмитриевне. Почему ты так мало о ней написала? Как она себя чувствует? Какими мыслями с тобой поделилась?

На днях я опять крупно поговорил с нашим командиром, и мы снова сцепились. Он опять оказался не прав, но ни за что не хотел сознаться в своей неправоте, хотя я ему это очень ясно доказал ссылкой на статьи закона. Ты не думай, дорогая, что я намеренно ищу ссор с командиром этого нет. Но я ужасно возмущаюсь и волнуюсь всем тем, что мне приходится видеть и переживать. Ах, какие это ужасные люди! Я все расскажу тебе, моя дорогая Кароля, когда наконец вырвусь отсюда к тебе.

Недавно сделал себе опять прививку оспы, так как у нас в полку заболел казак натуральной оспой. Интересно, что заболел казак, у которого прежде была привита оспа в этом году весной, когда всем в полку делались прививки, ему тоже была привита и принялась - и однако заболел и в тяжелой форме.

Ну пока до свидания! Крепко, крепко тебя целую, дорогая, и желаю здоровья и всего лучшего! Жму твою руку!

Весь твой Н. Кураев. Повсюду росло недовольство войной, мобилизация

дополнительных войск шла с трудом, кружившие повсюду толки и слухи то здесь, то там перерастали в беспорядки. Напряжение нарастало день ото дня. А тут еще эскадра Рожественского обстреляла в Северном море ночью английские рыбацкие суда, приняв их за японские миноносцы. Скандал поднялся ужасный. Английской родне наших царя и царицы, щедро финансировавших японцев в их войне против нас, скандал был очень на руку. В обществе заговорили о возможности военного столкновения с Англией, что было бы для России уж совсем некстати! И все это как раз в разгар охотничьей поры. 21 октября, один из самых напряженных дней, государь провел на охоте. Гонцы скакали к нему с телеграммами, рыскали по пороше, сновали по болотам и возвращались ни с чем. Два дела разом государь делать не любил.

Дневник императора. 21-е октября. Четверг. Проснулся в 7 час. ясным

морозным утром и со снегом. В 8 час. отправился на облаву под Петергофом. Взяли загоны от жел. дор. к Марьино, где утопали в болоте. Завтракали у д. Ольгино в палатке и оттуда дошли загонами за дорогу из Бабигона в Настолово. Погода сделалась серая и задул свежий ветер. В 6 1/2 вернулся в Царское. Всего убито: 511. Мною: 6 фазанов, 5 тетеревей, сова, 3 русака и 35 беляков - итого: 50.

Усиленно занимался. Обедали и вечер провели вдвоем. Стрелял царь

значительно лучше, чем его эскадра. Трудно поверить, что наши моряки в ночной стрельбе в открытом море могли нанести кому-либо урон, разве что по чистой случайности. Если через семь месяцев похода и тренировок, хотя и очень редких, наша эскадра в первый день Цусимского побоища не смогла потопить ни одного японского корабля, паля из всех орудий, и только на второй день остатки эскадры в разрозненных стычках сумели-таки угробить несколько небольших кораблей, то о какой стрельбе могла идти речь в четырех днях пути от Ревеля!..

К слову сказать, японская эскадра, свободная после падения Порт-Артура от морских беспокойств, в течение полугода, поджидая эскадру Рожественского, в порядке тренировки расстреляла по пять боекомплектов на каждое орудие, после чего поменяли стволы на новые.

Шумный инцидент, обошедшийся казне в 67 тысяч фунтов стерлингов штрафа, был преподнесен народу как подвиг.

Дневник императора. 23-го октября. Суббота. Утром успел погулять.

Погода была ясная. Имел три доклада. После завтрака принял Кладо (Н. Л. Кладо - морской офицер, военный историк, проф. Морской академии, писавший о русском военно-морском флоте под псевдонимом "Прибой".), который вернулся из Виго, прямо от Рожественского; он был на "Суворове" в знаменитую ночь атаки неизвестными миноносцами в Немецком море. Обедали и провели (вечер) Милица, Николаша и Петюша.

Уже в январе 1905 года в Москве вышла книга "Великие подвиги эскадры вице-адмирала Рожественского". Книга небольшая, восемь страниц, на одной портрет вице-адмирала в полной форме в рост, на двух других стихотворение, на остальных описание подвига, к сожалению, только одного. На последних двух страницах напечатана телеграмма, полученная Главным морским штабом от своего недавнего начальника, сочинившего поход 2-й Тихоокеанской эскадры, а теперь его и возглавившего. К сведению всего света, Рожественский сообщал о том, что любая попытка приблизиться к нашей эскадре неизвестных или враждебных кораблей будет сурово пресекаться.