Влас Дорошевич - Сцена

— Н-нет. У них сегодня небольшой артистический ужин. Рожденье чьё-то. Всё свои: артисты, пресса, кое-кто из поклонников. Знаете, сцена налагает свои обязанности. Мне как-то неловко. Всё с мужем да с мужем. Это действительно ставит её в несколько смешное положение.

— Конечно, конечно…

Он сидит у меня часов до двух, до трёх.

И только в четыре, в пять, — я слышу за перегородкой стук двери и весёлый женский голосок, который напевает:

— Тише, ради Бога! — уговаривает он её вполголоса. — Теперь утро, сосед услышит!

— А чёрт с ним! Я замужняя женщина и была с товарищами! В этом нет ничего дурного!

И она уходит к себе, говоря пьяным голосом:

— Какое мещанство!

Как-то мы пошли с ним в буфет покурить.

— А Фитюлькина того… ничего себе! — ораторствовал на весь буфет какой-то франт в платье из магазина готового платья. — Я бы не отказался с ней поужинать!

— Худощава!

— Н-нет! С атурами! И с темпераментом баба! Это видно, что с темпераментом! Прошла, видно, огонь, воду и медные трубы! Пожила!

— Отойдём, здесь дует! — сказал он.

Мы отошли в другой конец буфета. Пожилой, солидный господин спрашивал у другого пожилого, солидного господина:

— А ездит ужинать?

— У Фитюлькиной, говорят, муж есть.

— Ну, это у них ничего не значит. На этот счёт у них свободно!

— Пойдёмте отсюда, здесь душно! — сказал он.

Как-то он не выдержал и «крупно поговорил» с рецензентом, хваставшимся чуть не связью с его женой.

Ей же пришлось ездить «тушить скандал». И я часов до пяти не спал из-за истерик за перегородкой.

— Вы хотите сделать меня басней всего города! Вы хотите, чтоб это обернули так, что вы устроили скандал за то, что он был недоволен моей игрой. Муж, который с кулаками требует, чтоб восхищались его женой! Вы этого хотите?

— Матушка, да ведь этот нахал, даже не будучи знаком, позволял себе…

— Мало ли кто и что говорит об актрисе. Нет актрисы, про которую бы не говорили. Но не обращают внимания. Женились бы на кухарке! О тех не говорят!

— Но ведь нельзя же…

— Вы хотите, чтоб этот франт подсадил шикальщиков? Чтоб мне сделали скандал? Вы этого хотите? Вам публика всё равно. Плевать! А я завишу от публики!

Он встретился со мной за кулисами со сжатыми кулаками и разъярённым лицом:

— Вы не видали этого рецензентишку Вольдемарова? Вы читали гнусность, которую он написал про мою жену? Написать, что у неё для сильных ролей не хватает страсти! У моей жены не хватает страсти! У неё мало страсти! Она весь день плакала из-за этой рецензии! Это не рецензия, это чёрт знает что! Я ему все рёбра переломаю! Вы не видали его?

— Видел.

— Где? Где?

— В… уборной вашей жены.

— Как? Что?

У бедняги опустились руки и ноги. Через полчаса я видел его с Вольдемаровым. Он жал Вольдемарову руку и говорил виноватым голосом:

— Вы меня, ради Бога, простите. Я тут давеча погорячился и говорил кое-что на ваш счёт лишнее. Вы, ради Бога, не того… Моя жена поручила просить вас к нам завтра на чашку чаю. Вы, ради Бога, простите.

Вольдемаров говорил тоном поучительным и наставительным:

— Ради вашей жены, я готов простить вашу действительно некорректную выходку. На этот раз я вам извиняю. Но к мнениям прессы следует относиться с почтением, уважением.

— Господи, я и уважаю!

Вчера он влетел ко мне бледный как смерть.

На бедняге не было лица.

— Слышали?

— Что такое?

— Убежала! С банкирским сыном убежала! И я последний узнал об этом! Она не ночевала дома… С ней, надо вам сказать, это иногда случалось: засидится и останется спать у комической старухи. Но и утром нет. Я испугался, — думаю, больна. К комической старухе. Комическая старуха в театре. Я в театр, и вот записка.

Он подал и записку:

«Уезжаю. Не поминай лихом. Не вернусь. Adieu. Вещи перешли в N-ск. Не твоя Лена Фитюлькина».

Записка писана размашистым почерком.

Какие-то «мыслете», а не буквы.

— Оказывается, вся труппа уж знает. Режиссёр, комическая старуха, кое-кто из товарищей даже и на вокзал провожали. Представьте…

Но тут вошёл комик.

— Удрала? Поздравляю!

Мне прямо было жаль смотреть на бедного Ивана Ивановича.

— Именно поздравляю! Когда такие бегают, всегда поздравлять нужно. Мне только говорить не хотелось: конечно, не моё дело. Вы думаете, она с одним банкирским сыном. Фью-фью-фью!..