Павел Лукницкий - Ниссо

Дивясь и не понимая, как могло произойти дома такое чудесное превращение, Карашир вышел во двор, увидел, что двор тоже прибран и подметен. Карашир растерянно улыбнулся:

- Всегда говорил я - у меня тоже есть добрый дэв... Только это не дэв. Это женщина. Вот взять бы такую в жены. И, наверное, не кричит она, как моя Рыбья Кость.

И задумался: всю жизнь он мечтал когда-нибудь стать таким богатым, чтобы в доме его было чисто.

Вернулся к спящим детям, скинул с плеча винтовку, снял пояс с патронами, стягивающий все тот же, с обрезанной полой халат, распустил чалму, какой прежде не носил никогда, подсел к котлу с вареным рисом и, захватив целую пригоршню, с наслаждением запустил ее в рот.

А Ниссо в эту ночь, лежа на нарах рядом с бессонной Гюльриз, впервые после пережитых событий не видела перед собою никаких страшных образов. И когда сон пришел к ней без каких бы то ни было видений, она протянула руки к Гюльриз, обвила ее шею и не почувствовала теплых слез, соскользнувших на ее руки с морщинистой щеки Гюльриз.

И на следующее утро Гюльриз заметила, что глаза Ниссо, ставшие за эти несколько дней глазами взрослого человека, снова ясны, чисты и только очень печальны.

6

Через двенадцать дней после разгрома банды в Сиатанг приехали волостные работники. Они сообщили, что весть о бедствиях, случившихся в Сиатанге, разнеслась по всем ущельям Высоких Гор и что жители самых маленьких и далеких от Сиатанга селений организуют помощь продовольствием, посевным зерном, фуражом. Все, что они доставят в Волость, будет немедленно отправлено в Сиатанг. У заброшенных в дикое ущелье факиров сразу оказалось много неведомых им друзей.

- Ты организовал? - спросил Шо-Пир секретаря волостного партбюро Гиго Гветадзе, единственного из приехавших, кого Максимов допустил к раненому.

Состояние Шо-Пира за последние дни ухудшилось, - начиналось то осложнение, которого так опасался Максимов.

Высокий, узколицый грузин в длинной кавалерийской шинели сидел на табуретке у постели Шо-Пира так прямо, словно вообще не умел сгибаться. Но голос его был плавным и мягким; по-русски он говорил с сильным акцентом. В Волости он поселился в прошлом году, проехав один тогда еще не знакомые ему Высокие Горы. Когда Шо-Пир ходил в Волость за караваном, Гиго Гветадзе разъезжал по селениям верховий Большой Реки. Теперь Шо-Пир впервые знакомился с ним.

- Стоило только сказать, - ответил Гветадзе.

- Спасибо...

- Какое может быть спасибо? А если б у нас в Волости случилось несчастье, разве твои сиатангцы не помогли бы нам?

- Какая уж от нас помощь! - с горечью произнес Шо-Пир. - Впрочем, теперь... Кто помешал бы? От бед только бы оправиться! - И, представив себе все свои замыслы, со злостью добавил: - Вот, понимаешь, незадача. Самое горячее время, все восстанавливать нужно, а я тут валяюсь... Э-эх!

- Ничего, товарищ Медведев, или, как зовут тебя здесь, Шо-Пир. Теперь без тебя управимся. Свое дело ты сделал... Отдыхай, поправляйся. Починим тебя. Сейчас бы отправили, - врач говорит: шевелить нельзя... Лежи пока тут. Поправишься, в санаторий поедешь, куда хочешь, - в Крым или, пожалуйста, к нам, на Кавказ... Знаешь, скажу тебе, у меня брат в Теберде санаторием заведует. Красивое место. Дорогим гостем у него будешь...

- О чем говоришь, товарищ Гветадзе? - улыбнулся Шо-Пир. - При чем тут Кавказ, санаторий? Дела хватит и здесь, а отдохнуть... Вот отдыхаю я...

- Хорошо, хорошо, дорогой товарищ. Зачем споришь?.. Мы тебя в порядке партийного поручения на курорт пошлем.

- Я беспартийный.

- Хочешь сказать: партбилета нет? Партбилет будет.

- Почему ты говоришь так? - взволновался Шо-Пир, приподняв голову.

- Лежи тихо, пожалуйста. Не то уйду... Правая рука действует у тебя?

- Действует, - не понял Шо-Пир, подняв над одеялом исхудалую руку.

- Значит, завтра заявление напишешь. В Волость вернусь, оформим...

- А откуда... откуда ты знаешь, что я за человек?

- Знаю, товарищ. Все партбюро знает. Письма ты мои получал?

- Письма-то получал... Спасибо. Почерк твой, как родича, мне дорогой! Письма твои да советы, что через людей посылал, помогали мне и работать, и жить, и жизнь понимать. У тебя как-то получалось, что все внимание мое на принцип ты направлял. А с принципом - все равно, что с фарами, - никакая тьма не страшна! Руководствовался я твоими письмами... А только вы же в Волости не видели, что я тут делал?

- Не видели, - знали. Потому никого и не назначали сюда. Работников у нас мало, в другие места направляли их. Спокойны были за Сиатанг.