Сергей Лукницкий - Киллеров просят не беспокоиться

-- Ладно, похоже. Еще какие версии есть?

-- Нет пока.

-- Ты проверял этого Терехова? Может быть, связаться с московскими оперативниками?

-- Да я уж сам: проявил инициативу.

И Полковский рассказал прокурору о своем звонке на работу Терехова и о полученной скудной информации.

-- Теперь надо запросить номер мобильного и по нему родственников найти, и вообще все про него узнать. Да и фотографию для опознания переслать скоренько.

-- Хорошо. Занимайся. Моисеева пусть пока на нарах поспит, ничего ей не сделается, -- решил Нахрапов. -- А с твоим шефом я поговорю, чтоб тебя не трогал. И с транспортной прокуратурой свяжусь, что там у них в аэропортах делается -- совсем, что ли, досмотр отменили.

-- И во Внукове надо нашего Терехова опознать, если конечно, у них память не поотшибало.

-- Звони, узнавай. Дашь мне почитать протоколы. Да особо не развози: ясно же все. Нажмешь на Моисееву, если не расколется, откуда знает Терехова, значит будем строить "покушение на убийство".

-- А если расколется? -- спросил Полковский.

Нахрапов было задумался, но затем удивленно воззрился на Полковского, как смотрят поверх очков:

-- Ты дурак, что ли?

5

Полковский решил не медлить. По возвращении на рабочее место выяснил, что второй пассажир, сосед Терехова, был жителем Нового Уренгоя, адрес ему сообщили быстро, проблем с установлением личности не было. Место 41в в самолете занимал Никита Степанович Искольдский, 1958 года рождения, техник по безопасности нефтегазового комбината. В общем-то, неудивительно. Три четверти жителей Уренгоя работают на комбинате, ради которого и обживались эти злополучные берега реки Пур, болотистые, москитные, ледяные.

Наверняка техником по безопасности этот Искольдский был на каком-то небольшом участке комбината, не главный же техник -- Полковскому почему-то так казалось. Он на комбинате вообще мало кого знал, кроме, конечно, хозяев. И тех, кто номинально числится в администрации, и тех, кто управляет посредническими фирмами и входит в совет директоров комбината. Этих вообще все в Новом Уренгое знают: эти -- власть.

Полковский собрался с мыслями и решил перед окончанием рабочего дня заехать к возможному основному свидетелю. Позвонив жене, что сегодня будет рано, он взял машину и поехал к Искольдскому.

Дверь открыл мужчина несколько моложе сорока, смуглое его лицо украшали яркие пегие усы, глаза смотрели приветливо, длинные ресницы слишком часто хлопали, видно было, что он немало удивлен визиту следователя.

-- Никита Степанович Искольдский? Здравствуйте, -- Полковский представился и попросил разрешения войти.

Хозяин посторонился, пропуская гостя. Он был в тренировочном костюме, в комнате на столе лежала раскрытая спортивная сумка.

-- Разбираете вещи? -- спросил Полковский. -- Вы живете один?

-- Нет, зачем же, жена еще на комбинате. А вы по какому делу, собственно?

Искольдский был высокого роста, поджарый, словом, в хорошей спортивной форме. В квартире было чистенько, будто хозяева только что убрались. Ни одной лишней вещи ни на столе, ни на диване, ни на полках в стенке. Только этот открытый чемодан и костюм Искольдского, висящий на плечиках на ручке двери.

-- Вы ведь прилетели в 14.30, рейсом No 167 из Москвы?

-- Прилетел, как видите.

-- По какому поводу летали в Москву?

-- Ясное дело, в командировку, курсы повышения квалификации. Так у нас, у техников безопасности, принято: раз в два года проходить переподготовку и подтверждать свою квалификацию. Работа, знаете ли, ответственная.

При разговоре Искольдский несколько нервно почесывал свои торчащие усы и кожу под ними. Терпеливо выжидал, когда же следователь наконец сообщит, что его интересует. Не только ведь рейс, которым тот прилетел.

-- Не припомните пассажиров, которые рядом с вами сидели?

-- Мужчина и женщина, ближе к иллюминатору.

-- Правильно, -- кивнул Полковский. -- Вы с ними не знакомы?

-- Да нет, -- Искольдский пожал плечами, -- даже не переговаривались.

-- А они -- между собой?

-- Они вроде бы разговаривали. Женщина чего-то все огрызалась, вякала, была чем-то очень недовольна.

-- Ага. А что именно между ними происходило?

Искольдский призадумался, вспоминая полет.

-- У меня сложилось впечатление, что они вроде были в любовной связи, но рассорились. Знаете, она его так отталкивала от себя. Словами, конечно.

-- Какими словами?

-- Ну, уж это я не знаю, не подслушивал. Я газет московских накупил, всякие страсти читал, не до них мне было. Фыркала она, одним словом. А что случилось-то? С мужчиной что-нибудь?