Сергей Лукницкий - Вторые 'стружки'

- Вы лицо Кавказской национальности?

Аркаша молча за паспортом. К счастью, оказался с хозяином, не предал.

Сержант со знанием дела перелистывает.

Потом вскидывает руку к козырьку:

- Извините, товарищ еврей, служба...

Вот какое мы построили общество! А в том, в котором колбаса была по два девяносто, - такого было не придумать.

27. К ЗАКОНУ О СРЕДСТВАХ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ

Однажды одна уважаемая газета обидела моего отца, которого на свете к тому времени уже не было двадцать с лишним лет. Обидела глупо, нечестно и, главное, все что напечатала, - близко не лежало. Я - как правоверный юрист и защитник СМИ обратился в нее с требованием напечатать опровержение. Газета промолчала.

Я звоню главному редактору. Он удалецки в трубку: понимаешь, мы солидная газета. Если напишем опровержение, что скажут? Прими мои устные извинения.

Я поехал в редакцию, зашел в высокий кабинет...

Конечно, крутой Уокер поступил бы элегантней. Но мы - писатели народ не драчливый.

Я сказал тогда главному: "..., отныне каждый раз, когда мы будем встречаться, ты будешь получать от меня какой-нибудь фортель: или нарзан за шиворот, или мороженое в штаны".

Он это воспринял как шутку.

Через несколько дней, в клубе ЦДЛ, я подошел к нему с нарзаном. Он обнаружил опасность слишком поздно. На бале российской прессы он получил тортом по-чаплински.

Теперь он уже не редактор, спился, ушел в кусты, но заклятье с него не снято. Мы живем на одной улице и он, я замечаю, вовсе перестал гулять перед сном. Зачем сам себя загнал в историю?

Извинение приносить надо учиться, журналисты...

28. ВО ВСЕМ ВИНОВАТ КЛЮЕВ

Ну, уж точно не Чубайс, которому я подарил свою монографию о Гумилеве и который отреагировал на нее: "Помню, читал"...

Но в том, что я, еще когда нельзя, написал эту книгу и не испугался тени от сосны, - в какой-то степени виноват Клюев. Журналист, писатель, редактор - Виктор Васильевич Клюев. Когда папа умер, мне было девятнадцать, я дал ему странный очерк. Он напечатал его. Он первый, кто утвердил мое право творить в этом мире. Для меня он был недосягаемым начальником в то время. Потому что начальство и творчество было тождественно в советскую эпоху.

А знаете, почему Борис Кравцов, прокурор России, не погиб, когда подонок из колонии сбежавший выстрелил ему из обреза в сердце. Потому что в сорок втором он совершил нечто Богу угодное, - вынес на руках из окружения раненого командира и получил звезду Героя. Пуля негодяя тридцать лет спустя попала в звезду! Фантастика!

В философии это называется "стрелой времени".

Только почему ко мне снова и снова приходят строки С. Маршака:

Года четыре был я бессмертен,

Года четыре был я беспечен.

Ибо не знал я о будущей смерти,

Ибо не знал я, что век мой - не вечен.

Вы, что умеете жить настоящим,

В смерть, как бессмертные дети не верьте.

Миг этот будет всегда предстоящим,

Даже за час, за мгновенье до смерти...

29. ХОРОШИЙ КОНЕЦ

Читатель любит, когда все заканчивается миром. Зло наказано, добро заоодно тоже. Но что поделать, мы живем в России.

Дочь секретаря обкома была обворожительна и капризна. И она хотела свадьбы. Я жаждал любви. На седьмом этаже, потрясающей по тем временам квартиры происходила помолвка. Мамочка моя стала ее вынужденной участницей. Беготня вокруг накрываемого стола, разносолы, сменяемые еще большими деликатесами. Хмурый папа невесты, не выходящий из кабинета. Дверь приоткрыта, он держит руку на пульсе.

Все было бы забавно, если бы не папина должность и не семидесятые на дворе. Не только карьеру испортят, но и анкету...

Чтобы отвлечься, стал вспоминать, какова невеста в другом месте...

Хороша, поэтому и ...

Не отвлекся.

Стал машинально разрабатывать сюжет для очередного рассказа:

Некая чопорная невеста крутила влюбленному жениху хвост. Потом в день назначенной свадьбы с первым внезапно вышла замуж за второго.

Первый, узнав о том, что уже гости сели за стол, угнал в сердцах ассенизационную машину и подкатил ее к окну дома несостоявшейся возлюбленной. Всунул кишку выброса нечистот в окно. Нажал на рычажок. Надолго запомнится эта свадьба невесте. И прокурор, ведь, был на стороне жениха. Наверное, сам в разводе...

Мои мысли направила очаровательная будущая теща.

- Алеша, - сказала она мне томно и тяжело, - вы ничего не хотите сказать нашему папе?

Я вопросительно посмотрел на свою маму. Она кивнула. Точно, как же это и сам не сообразил, не Алеша я, Сережа, Сергей Павлович, уже почти двадцать девять лет...