Дмитрий Мамин-Сибиряк - Озорник

- Ближе лесом-то... Да што ты пристал ко мне, смола? Сказано: иди своей дорогой.

- И пойду... Думаешь, испугался? Тоже не укажешь, чертова кукла... У! взял бы да так взвеселил...

Он прошел в двух шагах от нее, а потом опять остановился. Дунька шла своей дорогой, не оглядываясь.

- Дунька... постой... - крикнул он изменившимся голосом, точно кто сдавил ему горло. - Словечко надо тебе одно сказать...

Дунька, не оглядываясь, вдруг бросилась бежать. Это выражение бабьего страха окончательно вышибло Спирьку из ума. Он догнал ее в несколько прыжков и схватил за руку.

- Не замай... Спирька, да ты в уме ли?

- Постой, говорят... Што ты дуром-то бросилась бежать? Не разбойник ведь...

- Отпусти, говорят!..

- А не пущу...

Он тяжело дышал... Она смотрела на него испуганными глазами и сделалась еще красивее.

- Дунька... Дуня... Зачем ты постоянно сердишься на меня?

- А зачем ты постоянно меня ругаешь? Проходу от тебя нет, от непутевого...

- Я ругаю? - удивился Спирька, выпуская ее руку: - Вот опять ты и вышла круглая дура... Как есть ничего не понимаешь!.. Да я... ах, боже мой!.. Да я, кажется... Што я, зверь я, што ли, лесной? Изверг?

- Известно, каков человек. Недалеко ушел от разбойника-то, коли чужих баб в лесу останавливаешь.

- А ты была у меня на уме, кикимора? А, была?..

Спирька опять озлился, а потом прибавил сдавленным голосом:

- Всех вас взять, Новожилов, так вы пальца одного Спирьки не стоите... Поняла? Вот каков есть человек Спирька...

- Уж очень ты дорожишься... Прощай.

Она хотела уйти, но он опять удержал ее.

- Спирька, не замай!.. Вот ужо скажу мужу...

- Мужу? Ха-ха... Испугала до смерти. Да я из твоего мужа и крупы и муки намелю. Слышала? А я к тебе с добром, Дуня...

Она опять со страхом посмотрела на него.

- Ну?

- Ты вот говоришь, что я тебя все ругаю, ну... А что у меня на уме... сердце горит... Кажется, взял бы да пополам и разорвал тебя: на, не доставайся никому... И себя порешить... Ничего, значит, не надо...

Эти несвязные слова окончательно перепугали Дуньку, и она вся затряслась.

- Спирька, шалый, кому ты выговариваешь такие-то слова? Забыл, что я мужняя жена?.. Вот я свекру ужо пожалуюсь, так ён тебя выучит...

- Свекру?

У Спирьки помутилось в голове, точно у быка, которого ударили по лбу обухом. Он посмотрел на Дуньку воспаленными дикими глазами и схатил в охапку.

- Свекру, а?.. Мужу, а?.. - шептал он задыхавшимся голосом. - Я же тебе покажу.

Она как-то жалко пискнула в железных объятиях Спирьки и начала отчаянно защищаться. Борьба происходила с молчаливым ожесточением. У Дуньки свалился платок с головы и рассыпались косы из-под сбившегося повойника. Это ничтожное обстоятельство привело в себя Спирьку. Дунька воспользовалась мгновеньем, вырвалась и заорала благим матом. Спирька бросился было за ней, но увидал издали ехавших по пашне деревенских мужиков.

- Дунька!.. - крикнул он вслед, грозя кулаком. - Ведь ты душу из меня вынула, змея подколодная!

Дунька остановилась на опушке, чтобы привести в порядок свой костюм, а главное - волосы. Спирька только сейчас сообразил, как все вышло безобразно. Ехавшие по пашне мужики слышали женский крик, а тут выскочила, как полоумная, Дунька. Нехорошо, главное, было то, что она была простоволосая, что для мужней жены величайший позор. Но Спирька ошибся. Дунька вовремя сообразила все и спряталась за деревьями, так что мужики не могли ее разглядеть.

- Вот тебе и фунт, - проговорил Спирька, окончательно падая духом: на земле валялся в качестве вещественного доказательства Дунькин платок. - Эй, Дунька, воротись! Возьми платок-то, дура...

Она обернулась и только покачала головой. Дело выходило совсем плохо. Простоволосить мужних жен не полагается по строгому деревенскому обычаю.

Спирька долго стоял на одном месте, провожая глазами уходившую Дуньку. Вот она делается все меньше и меньше, вот совсем маленькая, вот и совсем разобрать ничего нельзя, а только белеет одна свитка. Наконец все пропало. Спирька чувствовал, как тяжело бьется его сердце, слышал, как ласково шумят над его головой еще голые березы, точно что выговаривают, видел, как солнце бродит по сырой земле золотыми пятнами, точно что отыскивает... И опять на его душе закипела обида, и ему хотелось плакать. Да, теперь уж все кончено. Придет Дунька домой без платка и все обскажет мужу, - нет, хуже, нажалуется свекру. Муж-то еще стерпит и не захочет срамить жену, а свекор ухватится обеими руками. Старичонка бедовый, ему это только и нужно. Спирька чувствовал, что вперед краснеет от будущего срама.