Дмитрий Мамин-Сибиряк: На пути

Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

На пути

(Из рассказов старого охотника)

I

Мне пришлось заночевать почти на самом горном перевале, на правом берегу бойкой горной речонки. Ночлег был выбран проводником с расчетом именно, чтобы иметь защиту от холодного северного ветра. Охотник Артемий провел меня лишнюю версту, пока мы добрались до заветного уголка.

- Уютное место, - повторял он, утешая меня, так как я сильно устал и едва передвигал ноги. - Там, значит, промысловая избушка стояла. По осени или зимой охотники ночевали... Ну, теперь-то избушки нет, а место все-таки осталось.

Подъем по горному ущелью труден вообще, а уставшему человеку кажется бесконечным. Неизвестно кем протоптанная тропинка постоянно теряется в камнях. Ноги ступают неверно, дышать трудно, в висках стучит кровь. А тут еще почти над самой головой несутся низкие осенние облака; кругом серо, и быстро надвигается длинная осенняя ночь. Безымянная горная речка пробила себе дорогу по каменистому дну ущелья и несется вниз с глухим ропотом, точно сердится на те камни, которые загораживают ей путь. Растительности на этой высоте уже совсем мало. По скалам лепится только гарная ель, искривленная, низкая, точно сгорбившийся человек, который с трудом карабкается на эти каменистые кручи. Самые камни покрыты разноцветными лишайниками; между камнями кой-где желтеет мох, и только изредка попадаются небольшие полянки, покрытые травой. Настоящий лес остался далеко внизу - и густая трава, и цветы. Между камнями топорщатся только мохнатые каменки да изредка покажется фиолетовый колокольчик; трава же сухая и жесткая, как в некоторых болотах.

- Ну, вот мы и дома! - проговорил Артемий, когда мы вышли на небольшую поляну.

Ночевать в горах под открытым небом не особенно приятно, но делать нечего, приходилось мириться. Хорошо и то, что хоть не будет донимать холодный горный ветер. Я присел на большой камень и смотрел, как Артемий разводил огонь. Что может быть лучше огня, когда он горит в таком ущелье? Это сама жизнь! Сидя у себя дома, не оценишь в достаточной мере всех благодеяний, которые дает человеку огонь. Недаром сложилась греческая легенда, что огонь был похищен с неба. В данном случае костер не только согревал нас, но и освещал. Я любовался всполохами красного пламени, расходившимися полосами света, то исчезавшими, то появлявшимися очертаниями ближайших скал, камней и деревьев. Картина принимала фантастический характер, точно в какой-нибудь сказке.

- Вот мы и самовар на палочке поставим, - говорил Артемий, устраивая походный медный чайник над огнем. - Хорошо теперь чайку горяченького напиться... нет этого лучше: усталость как рукой снимет.

Я до того устал, что не мог даже отвечать Артемию. Кажется, взял бы лег, протянул натруженные ноги да так больше и не вставал бы. Даже горячий чай не соблазнял... Артемий был привычный человек и по целым неделям мог ходить по горам. Устроивши над огнем чайник, он сейчас же принялся устраивать походную постель: срубил две елки, очистил хвою и разложил мягкие зеленые ветки по земле. Потом куда-то скрылся и вернулся с целой охапкой травы.

- Откуда это ты набрал травы? - удивился я. - Здесь такой травы не растет...

- А вот растет, барин. Избушка-то стояла; ну, от нее и пошла всякая трава... Это уж завсегда так бывает: где жилье, там и сорная трава растет. В горах-то сама она не растет, а за человеком придет... Сейчас видно, где стоянка была... Тоже и трава разная бывает, как все равно и люди... Одна трава сама идет и в гору, и под гору, а другая за человеком ползет.

Он выдернул из охапки несколько розовых цветов и показал мне.

- Вот этой травы здесь не было в третьем году, а теперь пришла, объяснял он. - По ту сторону Урала ее много растет по степи, - татарским мылом называется. Ну, там-то она у себя дома и другой вид имеет: высокая, цветы больше, а здесь она какая-то захирелая. Трудно ей...

- Почему трудно?

- А как же? Вот ты устал в гору подниматься, и травка тоже устает... Она ведь тоже идет; ну, а тут ее и холодным ветром обдувает, и морозит, и водой горной смывает. По ту сторону перевала этой травы совсем нет. Немножко уж ей осталось идти... Лет через десять переберется, а там, как спустится с горы, опять укрепится.

- И много таких трав, которые идут через перевал?

- Есть достаточно... Только вот я не умею сказать, как они называются. Бродишь по горам, ну, и примечаешь: тут одна трава, там другая, третья... Степная трава сама по себе, горная трава сама по себе. У каждой свой предел... По ту сторону Урала ковыли, полынь, а здесь их нет.