Дмитрий Мамин-Сибиряк: В ученье

- Ну, садитесь, так гости будете, - приглашал дядя Василий.

Из-за занавески выглянуло испитое женское лицо. Эта была жена дяди Василия.

- Вот так обрадовали, нечего сказать, - проговорила она и засмеялась. В самый раз, дорогие гости.

Марфа стояла у дверей, не решаясь снять своей котомки. Она в первый раз видела невестку, о которой дядя Василий писал всего раз, что "принял закон с девицей Катериной Ивановной".

- Чего стоишь-то? - тоже с раздражением проговорил дядя Василий. Раздевайся... Катя, а ты, того, самоварчик сообрази.

- Да ты с ума сошел! - послышалось из-за занавески. - У нас не постоялый двор, чтобы поить чаем встречного-поперечного...

- А ты помалкивай! - уже грубо заметил дядя Василий. - Пожалуй, лучше так-то будет. Не встречные-поперечные пришли, а родная сестра, Марфа Мироновна. Так это и чувствуй...

- Всякая деревенщина полезет в избу...

Дядя Василий быстро ушел за занавеску, и оттуда послышались глухие всхлипывания.

- Чего дерешься-то, идол? Каторжная я вам далась, што ли?..

Дядя Василий вернулся к столу такой бледный и долго молча гладил по голове свою девочку. Он тяжело дышал и несколько раз смотрел злыми глазами на занавеску. Мать Сережки медленно и с трудом сняла свою тяжелую котомку, мокрую кофту и осталась в деревенском сарафане. Ее больше всего смущало то, что она может "наследить" грязными башмаками, а снять их не решалась. Ссора дяди Василия с женой из-за нее тоже не обещала ничего хорошего. Так уж все шло одно к одному... Сережка смотрел на мать и на дядю и начинал бояться последнего. Когда дядя Василий опять хотел идти за занавеску, Марфа его удержала за рукав.

- Не надо, Вася...

- Ах, оставь... Ничего ты не понимаешь. Катя, ты сейчас иди к свояку и позови его чай пить...

- Так и побежала...

- Ты опять?

Послышалось сморканье, а потом Катерина Ивановна, накрывшись платком, быстро вышла из комнаты. Дядя Василий проводил ее глазами, покрутил головой и проговорил совсем другим голосом:

- Марфа, ты не подумай, что Катя злая. Так, стих на нее находит... А спускать ей тоже невозможно. Ни боже мой... Способу не будет, ежели ей покориться. А так она добрая...

- А ты бы все-таки, Вася, ее не трогал, - нерешительно проговорила Марфа, поглядывая на дверь. - Родня родней, а она жена...

- Ничего, все обойдется.

Дядя Василий подозвал Сережку, поставил его перед собой, пощупал руки и грудь и проговорил:

- Ничего, мальчуга хороший... Пристраивать его привела, Марфа?

- Уж и не знаю, Вася, как быть... Дома-то не у чего ему оставаться. Избу продали, лошаденку продали...

В ее голосе послышались опять слезы, но она удержалась, потому что дядя Василий нахмурился.

- Ладно, ладно, сестра... Будет. "Москва нашим слезам не верит" говорили старики. Устроим мальчугу вот как... А ты на Катю не обращай внимания. Обойдется помаленьку...

Время от времени дядя Василий гладил свою девочку по голове и приговаривал:

- Смотри, Шурка, какие ребята в деревне-то растут! Вон какой крепыш... Не то что ты.

- Она хворая? - спросила Марфа.

- Нет, этого нельзя сказать... А так, не она хлеб ест, а ее хлеб ест. Наши фабричные ребятишки все такие изморыши... Значит, здесь климат такой для ребят, то есть сырости много... и притом грязь. Самый скверный климат, не то что в деревне у вас, где один воздух...

II

Этот разговор был прерван шумом на лестнице, а потом в комнату вошел приземистый мужик в одной жилетке и опорках, надетых на босу ногу.

- А я вот-ан, Василь Мироныч!.. Зравсте... Эге, видно, ехала деревня мимо мужика да в гости и приехала. Сестрица будете Василь Миронычу? Наше почтение, значит, вполне... ежеминутно...

Потом пришедший погрозил пальцем хозяину, укоризненно покрутил головой и заметил:

- Эх, брат, не хорошо обижать женский пол... Вот как разливается теперь Катерина Ивановна, река рекой. А промежду прочим, отлично... Пусть Парасковья Ивановна чувствует свое ничтожество, потому как ежеминутно должна покоряться собственному законному супругу...

- Будет тебе околесную-то нести, Фома Павлыч, - остановил его дядя Василий. - А мы вот что сообразим... чтобы честь честью все было... Понимаешь?

- Ежеминутно...

Фома Павлыч при этом подмигнул и потянул воздух носом. Дядя Василий достал кошелек, вынул из него рублевую бумажку и, откладывая по пальцам, говорил:

- Сороковка водки - раз... пару пива - два... Теперь нащет закуски: колбасы вареной полфунта, селедочку... парочку солененьких огурчиков... ситнова три фунта... Понимаешь?

- Вот как понимаю, одна нога здесь, а другая там... Ежеминутно оборудуем.