Иван Мележ - Горячий август

Упрямство Петруся привело Алену в замешательство. Она оглянулась и только теперь увидела Настю, - в красивых черных Настиных глазах трепетала усмешка, задиристая, уверенная.

- Почему ты берешь жнейку? Теперь ведь моя очередь, - проговорила Алена обиженно...

На следующий день после работы Алена забежала домой, умылась, наскоро поужинала и пошла в правление. Ее и Настю вызывал председатель.

Мартин случайно стал свидетелем спора:

он шел в кузню проверить, как кузнец налаживает плуги к осенней пахоте.

Подойдя к жнейке, Мартин понял все без расспросов. Однако при появлении председателя колхозницы обеих бригад подняли такой шум, доказывая свою правоту, что некоторое время ему пришлось стоять молча и слушать.

- Все? - спросил Мартин, как только стало тихо. - Ну и любите вы,, казаки мои, поговорить. Прокричали уши, а бсстолку. Об этом было решение правления.

Какие же тут могут быть споры? Нечего кричать!

Он говорил спокойно и твердо, и от его спокойствия на разгоряченные спором сердца женщин словно дохнуло свежим, отрезвляющим ветром. Мартин посмотрел на всех н повторил:

- Нечего тут, казаки мои, кричать!

Жнейку - Алениной бригаде. И сейчас же чтоб все были в поле! Сколько времени зря потеряли. А Настя и Алена - завтра вечером в правление!

Он повернулся: и, слегка опираясь на упругий ореховый прут, заковылял к кузнице.

Колхозницы разошлись по своим местам.

Вязальщицы Алениной бригады весело пошли за жнейкой.

Алена шла теперь к Мартину с тяжелым сердцем. "И почему это все так приключилось?.. Все хорошо шло, и вдруг - на тебе! Теперь хоть глаза у кого занимай - стыдно к Мартину итти".

От природы впечатлительная и прямодушная, она очень волновалась, думая о предстоящем разговоре с председателем.

На улице Кореневки, как обычно летним вечером, было людно и шумно. В августовскую страду по утрам улица тихо дремлет, редко-редко можно услышать туг голос человека. Зато поле полнится жизнью - стрекочет жнейка, скрипят на дорогах, неуклюже покачиваясь, нагруженные снопами возы, далеко и привольно плывет протяжная песня жней. В полдень поле пустеет, а село заметно оживает, чтобы через часполтора сноса замереть в дремотном ожидании до вечерних сумерек. Под вечер, когда над Турьей опускается белый туман, улицы снова начинают звенеть человеческими голосами.

...С поля возвращались загорелые, запыленные люди. Пожилые колхозники и колхозницы, утомленные рабочим днем, ступали неторопливо, говорили о своих хозяйственных заботах, о колхозных новостях, об урожае и о многом другом, - мало ли что интересует старого колхозника.

Девушки и подростки шли отдельно. Вокруг раздавались звонкие разноголосые восклицания,, шутки, взрывы смеха. У хат в ожидании родителей стояли дети. Ребятишки, завидев издали отца или мать, с радостным криком, сверкая пятками, бросались им навстречу и вместе со старшими степенно возвращались домой.

Когда Алена подошла к правлению, там уже зажгли свет. В комнате шел негромкий разговор. Окно было снизу завешено газетой, и кто там разговаривал - не было видно.

Во дворе протяжно мычала корова, слышался озабоченный голос хозяйки. (Правление находилось временно в хате колхозницы, старое здание сожгли гитлеровцы.)

Мартин был вдвоем с дочкой. Шестилетняя Галька сидела около отца, задумчивого человека с крутым лбом, одетого, как обычно, в выцветшую от солнца военную гимнастерку. Девочка, склонив свою белокурую подстриженную головку, смотрела с бумагу, которую он читал.

- Добрый день, старшияа!

- У кого еще день, а у меня вечер. Видишь, лампу зажег?

- Добрый вечер,, тетя Алена! - Галя бросилась к Алене и весело защебетала. - А мы с таткой на поле были! Ячмень смотрели. Васильков нарвали.

- Ну, васильков?

- Васильков! Много! - Галя подбежала к скамейке, взяла охапку чуть увядших васильков и протянула Алене: - Вот сколько!

- Правда много. Молодчина!

Галя, радостно возбужденная, вернулась к отцу и уселась рядом, поджав под себя ноги.

- Керосин только зря изводишь, - чтобы скрыть охватившую ее неловкость, упрекнула Алена Мартина. - На улице такая светлынь, люди с работы еще не пришли, а ты уже свет зажег.

- Глаза свои жалею, испортишь - не купишь, - улыбнулся Мартин. Галннка, беги до тетки Насти, скажи, чтоб шла быстрее... А потом иди домой. Хорошо?

- А ты скоро придешь? - спросила Галька.

- Скоро, Галька,, скоро...

- Смотри, приходи, а то я нудиться буду без тебя...

Галя в войну осталась сиротой - мать ее не вернулась в село из партизанского отряда. Отец пришел один. Он увидел на месте своей усадьбы только груду обгоревшего кирпича да тлеющие головешки.