Сергей Семенов - Непочетник

"Так что ж теперь делать мне?" -- спрашиваю.

"Побольше молчать да поменьше ехидничать".

"Так и подняло меня всеё. Это мне-то перед вами молчать? Ах вы, такие-проэтакие, да мне из-за этого и от бога грех и от людей стыд будет! Нет, -- говорю, -- это далека песня".

Так мы ни до чего и не договорились в этот раз, и жизнь наша ничуть не изменилась. Молодухе нужно было скоро родить; Николка еще больше стал перед ней расстилаться; глядишь-глядишь, бывало, на них, плюнешь да отвернешься в сторону.

Прошла так зима, наступила нонешняя весна. Молодуха последнее время ходила; Николка так за ней и увивается, делать ничего не дает, все сам: и пашет сам, и боронует сам, а она сидит в избе да то рубашечки шьет, то одеяльце собирает, все это к родам-то готовится. Гляжу я на нее, так меня досада и разбирает. Что это за новости, думаю, разве в крестьянстве так полагается? Это господам туда-сюда, а нашему брату разве можно: у нас бабы всегда до последнего времени работают, особливо в старину, тогда не разбирали; бывало, и с косой и в жнитво раживали. Моя мать, покойница, умерла в лесу от родов-то: приехала за дровами, стала накладывать, а ее час в это время пришел, ну и отдала душу богу. Я сама за сохой в поле выкинула да шесть недель после этого вылежала, а она что за фря такая, что работать не хочет… Один раз поехал Николка горох сеять, и опять один; вижу я это и говорю: "Ну-ка, будет тебе барыней-то сидеть, давай-ка картофель на семена разберем…" Послала я ее в подпол мешки подавать да насыпать мне, а сама стала принимать их. Вытаскали мы мешки, вылезла моя молодуха из подпола да как пошатнется. Я гляжу что это она, а она валится, валится да на коник как плюхнет и заохала. Я думала, ее время подходит, за бабкой сбегала; пришла бабка, оглядела ее. "Нет еще, -- говорит, -- родить ей рано". -- "Чего ж это ты, -- спрашиваю я у молодухи, -- раскисла-то?" -- "Да на животе нехорошо больно", -- говорит она, как больная словно, да только не верится мне это, кажется, что притворяется она, да и все тут.

Пришел вечер, не встает молодуха и все охает. Приехал Николка с поля, увидал ее, стал расспрашивать, что такое. Рассказала Федосья. Как ощетинился мой парень да как набросился на меня и давай костить: ты и съедуга-то, и злая-то, и тебе человека-то нипочем со света сжить. Читал-читал да говорит: надо за фершалихой ехать, беспременно привезти надо, а то как бы чего худо не сделалось.

Как услыхала я это, так индо руками всплеснула. "Ах ты, дурак, -- говорю, -- этакий, да что ты с ума-то сходишь? Она, шкура, притворяется, хочет тебя на меня за то, что я ее работать потревожила, науськать хорошенько, а ты ей и поверил? Не фершалиху ей надо, а хороший кнут на спину, чтобы она не прикидывалась казанской сиротой-то да не водила бы тебя за нос"…

Парень меня и слушать не стал. Только прошла ночь и рассветать стало, он шасть из избы да за оброть да за лошадью. "Да неужто правда, говорю, ты поедешь?" -- "Беспременно", -- говорит. "Да такое ли время теперь разъезжать: рабочая пора, один день чего стоит". -- "Мне, говорит, человек дорог, а не день". -- "Ах, дуй те горой, самоуправщик ты окаянный, да что ж мне с тобой делать-то?" И сейчас это я живым манером шасть в сарай, собрала там всю сбрую в кучку и ворота на замок, а ключ в карман. Поезжай, думаю, куда хошь. Приводит Николка лошадь из ночного, ткнулся в сарай, видит замок; он ко мне: "Где ключ?" -- "Далеко", -- говорю.

Повернулся мой малый и из избы вон. Я думала, он к соседям, за сбруей, жду, вот покажется, вот поедет, а его и не видать, и не слыхать. Пошла я на огород, подхожу к сараю, а у него и ворота настежь. Как так, думаю, где же он ключ взял? Взглянула я хорошенько, вижу -- замок сломан. Подкосились у меня ноги: что он, думаю, сделал-то?

– - Ишь какой настойчивый, -- проговорил старик, -- напролом прет!

Левоныч качнул головой, как бы говоря: "чай, видишь", и опять сплюнул по-своему.

– - Ну, я сейчас к старосте, -- не обращая внимания на замечания, продолжала баба. -- Так и так, говорю, парень от рук отбился, бесчинствует, ни на что не похоже. Староста и говорит: "Ступай в волостную, там с ним что тебе хочется, то и сделают". Сгоряча-то я тогда хотела было идти, да попался мне один человек, стал разговаривать меня: "Ну, куда ты пойдешь, чего ради срамиться будешь, ведь на всю округу тогда слава пойдет, лучше обожди -- и так обойдется. Знаешь, молодо -- задиристо, а вот поумнеет маленько и помягче будет".

Послушала я сдуру-то, не пошла тогда, -- думаю, что дальше будет.

К обеду привез фершалиху Николка, лечила она и по бабьей части сведуща была; осмотрела она Федосью: "У ней, говорит, живот стронут, все на низ свалилось, роды трудные будут".