Сергей Семенов - Шпитонок

Выло очень раннее утро. Ночная темнота чуть-чуть по-редела, как одна из заботливых хозяек деревни Пуриковой, Маланья Гарина, уже вскочила с постели, накинула на вскосмаченную голову платок, пошатываясь подошла к окну и выглянула на улицу.

На улице было темно и тихо. Хотя на востоке загора-лась заря и звезды начинали тускнеть, но в Пуриковой все еще спали.

Время было -- вторая половина августа. Везде шло яро-вое жнитво, во время которого в поле рано не ходят, а дожи-даются, когда сойдет роса, поэтому вставать и не заботи-лись.

Видит Маланья, что светает уже, решила больше не ложиться и отошла от окна, подошла к рукомойнику и стала умываться.

Пока умывалась и молилась Маланья, делалось все светлее и светлее. В избе уже можно было все разглядеть: и пост-ланную на полу широкую соломенную постель, на которой спали большой косматый мужик, муж Маланьи, и двое ребятишек -- девочка лет десяти и мальчик лет пяти; и стол, и лавку, и коник, где лежала куча разного тряпья. Помо-лившись, Маланья подошла к постели и стала толкать му-жа ногой.

– - Аксен, а Аксен!

– - А-а? -- заспанным голосом промычал Аксен и, не от-крывая глаз, начал почесываться.

– - Будет дрыхнуть-то, вставай!

– - Что такое там? -- пробормотал Аксен и, поднявши голову, стал протирать глаза.

– - Что? Вставать пора, чай, косу бить надо.

Аксен ничего не сказал, а молча поднялся с постели, подошел к конику, сел на пего и стал набивать трубку. Маланья пошла доить коров.

Когда Маланья, подоивши коров, вернулась в избу, Аксен все еще сидел на конике и курил. Маланья осер-дилась.

– - Ишь надымил, дышать нельзя…

– - А ты не дыши, кто тебя заставляет? -- выколачивая трубку, проворчал Аксен.

– - Не дыши,-- вот горазд ты незнамо что молоть-то, а нет того, чтобы поскорее за дело взяться.

– - За какое? Коров доить? Пожалуй, без привычки-то все соски пооборвешь.

– - Тебя коров доить не заставляют.

– - А печку топить -- бороду спалишь; это вам потому и бороды-то не дано, что печку топить положено.

– - Вот и поговори с дураком,-- уже совсем разозлив-шись, сказала Маланья и, процедив молоко, подошла к по-стели и стала толкать спавшую там девочку.

– - Дашка, а Дашка! Дашка!

Девочка что-то промычала, но не очнулась. Маланья взяла ее за плечо и стала трясти.

– - Дашка! Тебе говорят-то, вставай!

Девочка опять что-то промычала, но не просыпалась. Маланья совсем из себя вышла.

– - Да что ж ты не встаешь-то, дрыхня этакая! -- крикнула она.-- На вилах, что ли, подымать? Вставай!

И Маланья так тряхнула девочку, что та сразу вско-чила на ноги и заплакала.

– - Что захныкала? Спать бы тебе все, крапивница! А нет заботушки, чтобы пораньше встать да что-нибудь матери пособить! У, выпороток.

Девочка сразу замолчала и как-то съежилась. Постояв ми-нуту на одном месте, она подошла к рукомойнику и стала умываться.

– Ворочайся проворней да за грибами ступай, обеги ме-ста-то, пока другие не захватили,-- крикнула Маланья.

Дашка нагнулась под лавку и стала что-то шарить там. Ты что там еще лазишь?

Да обуться во что бы, а то холодно,-- как-то жалобно пропищала Дашка.

Я те дам холодно,-- крикнула Маланья.-- Ишь какая нежная, знать, правда все шпитонки-то на дрожжах заме-шены. Так ступай: нечего без поры безо времени обувь тре-пать.

Дашка еще больше съежилась, личико ее сморщилось, глазки слезами заволокло. Ничего не сказала она, а взяла корзинку и вышла из избы.

Маланья стала топить печку. Аксен умылся, обулся и пошел отбивать косу. Отбивши косу, он опять вернулся в избу. У Маланья дымился горячий картофель в котле. Заметив это, Аксен проговорил:

– - А, и завтрак готов?

– - Готов,-- промолвила Маланья,-- садись!

Аксен вымыл руки, вытер их об утирку и стал мо-литься на иконы. Помолившись, он взглянул на спящего на постели мальчика и спросил:

– - А как же Николку-то, -- будить?

– - Пущай его, ишь как крепко спит,-- сказала Ма-ланья и с нежностью поглядела на мальчика.

– - Да поел бы вместе.

– - Ну после поест. Я ему оставлю.

Аксен сел за стол, отрезал себе хлеба, вынул из стола солонку и стал чистить картофель. Маланья поставила чаш-ку на стол и налила в нее молока. Стали завтракать.

Но успели Аксен с Маланьей и по одной картошине съесть, как Николка зашевелился на постели и поднял го-лову. Увидав, что отец с матерью завтракают, он протер глаза и пролепетал:

– - Мама, поесть.

– - Поди, поди, маленький, поешь, только умыться надо. Поди -- умою.