Николай Михин - Повести и рассказы

Мой напарник Женя Мамаев (или Мамай) очень интересовался "откуда есть пошла", как он любил выражаться, та или иная кличка.

- А кто мне скажет, почему Витю Шапина иногда, я слышал, Ревизором называют? Он что, проверял что-нибудь? Или как?

- Или как. Ты же должен помнить. Три года тому назад. Стояли в Ростоке, в Германии, под разгрузкой. Я был на вахте. Уже начало темнеть, когда синоптики сообщили, что ожидается сильный ветер, поэтому краны прекратили работу, а капитан, чтобы не простаивать, распорядился продолжать разгрузку судовыми стрелами. Их же было нужно настраивать, а матросы часа два как закончили работу и отдыхали, часть их была в увольнении, на берегу. Понятно, такую весть до отдыхающих довести - весьма неприятная штука. Поэтому, заходя в каюты, я начинал словами гоголевского городничего: "Господа! Я пришел сообщить вам пренеприятное известие. К нам едет ревизор". Потом уж излагал суть дела: необходимо в связи с усилением ветра завести стрелы, настроить их, подготовить к работе... Все с неудовольствием, но все же без ругани выслушивали это, переодевались и выходили к трюмам. Вышел и Витя. Но он спросонья (а поспать он любил) не совсем понял, зачем едет к нам ревизор, и почему для этого мы должны настраивать грузовые стрелы. Он у всех спрашивал, когда он приедет, надолго ли и ворчал: "Не фига делать этим ревизорам... Ходили бы днем, а то нет - после

работы. Гады..." Сначала никто не врубался, что он там про какого-то ревизора бормочет, а когда поняли, долго не умолкал веселый смех. Затем потешаться перестали, но прозвище "Ревизор" так и осталось.

- А я вот что-то не слышал обидных кликух.

- Ну, как же, есть и такие, только ими называют человека за глаза, чтоб не обиделся: "Зажигалка", например, "Клоп", "Гнилая скула". Когда я был на "Кисловодске", тогда там и была "Гнилая скула". Я не помню, как его звали, но сам по себе это был неприятный тип, не потому, что зубы гнили, а какой-то весь с ужимками, улыбается, а в глазах - злость. Все считали, что он связан с оперативником из КГБ, короче - стукач. С ним никто не дружил. Вот и кличка - "Гнилая скула". За одну и ту же примету разных людей по-разному назовут: один рыжий будет "Ванька рыжий", другой - "Рыжик", а третий - "Ржавый гвоздь".

Морской соленый треп продолжался и в судовой столовой, где собирались после вахты в пятом часу утра (чтобы не вставать ради завтрака в восемь) вся "собачья" вахта: и палуба, и машина. Тут уж было и про "рогалей" и "духов", и воспоминания о береге. Таким образом завтракали примерно 40 - 45 минут, а иногда и до часа. Но когда ложились спать, засыпали сразу привычка. А перед тем, как придут тебя будить в одиннадцать часов, ты уже все равно просыпаешься сам.

Удивительно, почему эти вахты прозвали "собачьими"? Скорее всего потому, что с нуля до четырех спят все нормальные люди. Да и животные тоже. Кроме собак. Немного обидно звучит "собачьи". Но я люблю эти вахты. И дело здесь не только в привычке. Известно, что в длительном плаваньи постоянное общение одних и тех же лиц, в особенности, соседей по каюте, часто приводит к беспричинной неприязни друг к другу. Мы же, то есть представители "собачьих" вахт, соседей по каюте видим не так часто. Да и других членов экипажа - тоже, так как по половине ночи и дня - до 11часов - спим, затем - вахта, время отдыха, снова вахта и так далее. Нас, наоборот - тянет к взаимному общению. Почти все услышанное нами в беседе с соседями по каюте интересно и ново. Наши собеседники с неменьшим интересом, и мы это видим, выслушивают от нас наши говости и истории, уже приевшиеся самим нам на мостике и в столовой. Так что, в отличие от других моряков, которым в дальнем плавании грозит опасность "особачивания", мы в течение всего рейса являемся для всех самыми коммуникабельными. И одна из главных причин этого - "собачьи" вахты.

АРМИНДА

В один из августовских туманных дней, закончив разгрузку сибирского высококачественного леса, мы вышли из английского порта Иммингам и взяли курс на Кубу. Шли балластом, то есть без груза. Август неспокоен для атлантических широт. Качка практически не прекращалась, бортовая сменяла килевую... Это худшим образом сказывалось на работоспособности экипажа. На палубе было невозможно не только производительно работать, но и безопасно передвигаться. Отдыха тоже не было. Лежишь в каюте на койке, а получается, что не лежишь, а стоишь попеременно то на ногах, то на голове. Сквозь наглухо задраенный иллюминатор наблюдаешь едва угадывающийся из-за сплошных облаков солнечный контур, который вдруг быстро-быстро уходит куда-то вверх и через три-четыре секунды иллюминатор заволакивает густая, непроглядная темнота океана.