Панас Мирный: Гулящая

Был обеденный час. Вдали замаячили Иосипенковы хутора, окруженные ометами соломы. Дома ли живет Марья, или мыкается по свету? Зайти обогреться. Если Марья дома, приятно будет встретиться со старой знакомой. Она была так добра к ней и теперь, наверно, обогреет и накормит ее. А Христе хочется есть: она вышла без завтрака: завтракать-то ей было нечего.

Христя ускорила шаг: голод и холод и желание поскорее увидеть Марью гнали ее вперед. От Марьи недалеко Марьяновка, она расскажет ей, что слышно о родной деревне. Скорее, скорей! Вон дородная молодица, одетая, несмотря на холод, в легкую кофтенку, достает воду из колодца... Скрипит и гудит колодезный журавль, поднимая вверх под нажимом сильной руки свое коромысло и большую бабу. Вот он поднялся вверх и снова опускается вниз. Скорей! Красными, как свекла, руками молодица уже снимает с крюка ведро и скоро уйдет в хату. А кто проводит Христю через двор?.. Тут такие злые собаки! Скорей, скорей!

Христя добегает до забора. Вот из-за перелаза блеснуло и лицо молодицы, белое-белое, с черными глазами и бровями. "Да ведь это Марья! Сам господь посылает ее мне".

- Марья, здравствуй! - крикнула Христя в то самое мгновение, когда Марья, перегнувшись немного набок, повернулась и пошла с полным ведром к хате.

- Марья! Ты слышишь?! - крикнула еще раз Христя.

Марья остановилась, оглянулась.

- Подожди! Проводи меня, а то у вас тут собаки!

Марья поставила ведро на снег и, прикрыв рукой глаза, с удивлением смотрела на оборванную нищенку, которая окликнула ее.

- Здравствуй, говорю. Не узнаешь? - подходя к Марье, говорит Христя.

Та присмотрелась, пожала плечами.

- Не узнаю,- ответила она.- Кто же вы будете?

- И не диво, что не узнаешь. Меня никто не узнает. Пусти, ради бога, в хату обогреться, там и увидишь, кто я.

- Что ж? Заходите, места хватит,- говорит Марья, поднимая ведро, как перышко.

Они вместе вошли в сени, из сеней в хату. Всюду чистота, порядок посмотреть приятно, а тепло - прямо звон стоит в хате!

- Здравствуй в хате,- поздоровалась Христя.

- Здравствуйте,- ответила Марья.

- Кто там? Свои или чужие? - послышался с печи мужской голос.

- Да бог его знает, Сидор, свои ли, чужие ли. Какая-то баба или девка меня узнала, а я ее никак не признаю. Просится погреться.

- Что ж, можно. В хате тепло. На печи и вовсе душно, ну ее совсем,слезая с печи, говорит Сидор.

- Ты бы подольше полежал,- смеется Марья.

- Что это ты, как тебя звать, стоишь у порога? - повернулся Сидор к Христе.- Раздевайся да полезай на печь, коли озябла.

Христя не знает, как быть. Сбросить ли дерюжку, которой она закуталась до самых глаз, или нет? Как показать людям свое изуродованное лицо!

- Не узнаете, пока сама не скажу,- робко говорит Христя, снимая дерюжку.

- Ого? - крикнул Сидор.- Нос-то отморозила или откусил кто?

- Отморозила, -сквозь слезы хрипло ответила Христя.

Сидор умолк, а Марья так и впилась в Христю глазами.

Что-то ты мне будто знакома,- заговорила она.- И голос знакомый, где-то я его слышала, и тебя где-то видела, только никак не вспомню.

- Рубца помните?

- Ну?

- Мы служили у него.

- Христя?! - воскликнула Марья.

Христя виновато потупилась.

- Боже мой! Где же это ты была? Откуда идешь, куда?

Христя молчала.

- Какая же это Христя? - спросил Сидор.

- Да ты не знаешь. Из Марьяновки. Давно это было, еще твоя мать была жива, она шла в город с Кирилом и заходила погреться.

- При царе Горохе, значит? - спросил Сидор, почесываясь.

- При царе Горохе. Скотину иди поить, а то уж время обедать.

- Да я и то собираюсь,- снимая с жерди кожух, отвечает Сидор.

Он быстро оделся и вышел. Марья и Христя остались одни. Христя присела на постель около печи и понурилась. Она боялась поднять голову, показать Марье свое лицо. Какое оно было когда-то красивое, а теперь?.. А Марья вскинет на Христю удивленные глаза и тут же отвернется так неприятно ей смотреть на круглое лицо Христи с дыркой и пуговичкой вместо носа. Она догадывается отчего это, но боится спросить.

- Куда же это тебя бог несет? - пересилила себя Марья.

- Домой.

- Куда домой? В Марьяновку?

- Да.

И опять они примолкли.

- Что же там родные остались? - немного погодя опять спрашивает Марья.

- Не знаю, есть ли родные. Отцовская хата осталась.

Разговор опять оборвался.

- Где, значит, ни побывала, куда ни заносило, а дома лучше.

Христя молчала.

- Так вот и я. Спасибо, бог прибрал свекровь. Теперь у нас с мужем лад. Вот уж третий год живем - брани у нас не услышишь.