Александр Мишарин - Белый, белый день

- Ну нам пора собираться! Нас уже, наверно, совсем потеряли... Давай, давай, Павлик! Так, заправим рубашку...

Он в два счета привел сына в божеский вид и так посмотрел на него, что Павлик понял: никаких возражений.

- Да подожди! Я сейчас машину сорганизую. Отвезут вас, как миленьких. А то смотри, как мальчонка разгорячился, - еще простуду схватит!

- Ничего, ничего, - улыбнулся Павел Илларионович и посмотрел на сына. Мы народ закаленный! Правда, Паша?

Он нагнулся и ласково, ободряюще поцеловал Павлика в щеку.

Когда они уже шли по довольно пустынной, ветреной улице, отец вдруг остановился и повернул сына к себе лицом. Павлику показалось, что отец прекрасно понимал, что сейчас творится в его душе. Но тот только жестко тряхнул его за плечи, неторопливо, подчеркнуто аккуратно застегнул доверху его лыжный костюм. Потом так же, почти по-военному, туго-туго пригнал к шее толстый, но не теплый шарф. Застегнул пальто на все пуговицы. Оглядел сына, поправил ушанку, чуть глубже посадив ее на уши...

- Ну вот, теперь ты похож на человека!

И Павлик вдруг почувствовал себя почти счастливым.

- Не висни на руке. Сколько раз я тебе говорил? - не строго пожурил отец. - Ведь ты же не девочка!

- А вы с мамой хотели девочку! Даже имя ей придумали - Наташа.

- Так нам сказали врачи. Но вместо Наташи получился Паша!

Он обнял сына. И поцеловал его.

- А вы теперь не жалеете с мамой? А то была бы у вас Наташа...

- Ну что? Что ластишься? - Отец остановился.

Пашка приник к нему и с отчаянием глянул вверх, прямо в отцовские глаза.

- А железную дорогу ты мне... пусть когда-нибудь... купишь? А, пап?

- Нет! - решительно ответил отец. - У нас нет таких возможностей...

- Ну когда-нибудь? - почти заревел от обиды Пашка.

- И не пытайся тут слезами... омываться!..

И все остальные детские уловки как-то сами собой погасли в их дальнейшем взрослом мужском разговоре.

- Эта чудо-дорога через несколько лет покажется тебе такой ерундой... Забавой для маменькиных сынков... - Они прошли еще несколько шагов, и отец продолжил: - Ты, Павлик, уже взрослый! - О Господи! Сколько раз к этому же взывала мама. Но отец произнес это первый раз. И совсем другим тоном. - Ты уже способен понять, как нам трудно живется. Особенно маме. Мы-то с тобой на всем готовеньком. Поели, поспали, ты в школу, я на работу. Всё у нас чистое, заштопанное, выстиранное. Завтрак готов, обед готов! Ты когда-нибудь ложился спать на голодный желудок? Вот... А я в твои годы, когда у тетки с дядькой жил... ой, как часто ночью живот от голода подводило!

- Я, когда придем, обязательно чего-нибудь перекушу! - почти весело, по-своему, понял Павлик отца. Он был сейчас рассеянным - в обычном, детском счастье... Жизнь их семьи - с какой-то взаимной нежностью (даже больше, чем любовью!), с надежностью - как-то естественно переливалась в его, Пашкино, совершенно удивительное, доброе будущее. Где будет место и матери, и отцу... Вот только какое? Это было для Паши как-то загадочно-смутно. И даже тревожно...

- Вот когда вырастешь, купишь такую же железную дорогу. Даже лучше!

- А зачем она тогда мне? Взрослому-то? Ты сам говорил...

Отец неожиданно и радостно рассмеялся.

- Да не себе! Своему сыну!

- Сыну? - засомневался Павлик. - А он что?.. Он обязательно будет?

- У меня же есть сын! Значит, и у тебя обязательно будет! Уж как ты его назовешь, этого я не знаю...

- Как тебя - Павлом! - выпалил Пашка.

- Ну, что мы, Романовы, что ли? Не эти, а бывшие цари. Это у них были сплошные Александры Александровичи да Николаи Николаевичи.

- А у нас будут сплошные Павлы Павловичи! - Уже почти с восторгом, по-детски радуясь чему-то необычному и даже таинственному в обязательном будущем, запрыгал по мостовой смеющийся Пашка.

Отец смотрел на него с тротуара, и лицо его вдруг потемнело. Он закрыл глаза... Смех и почти детский визг счастливого сына вдруг наполнили его сердце такой невозможной - одновременно с восторгом от самой жизни и в то же время - еле выдерживаемой - внезапной физической слабостью... Целую минуту он стоял молча, закрыв глаза, сжав губы... Освободил дыхание, расслабил мышцы... Пока снова не смог говорить... Ровно, спокойно, чтобы не испугать сына.

- Господи! Какой же ты еще младенец!

Павлик что-то почувствовал и прижался к отцу. Именно в это мгновение Павел Илларионович понял, что справился... Справился с настигающим его сердечным приступом.

- Па, тебе плохо?

- Кто тебе сказал? - смог улыбнуться своей обычной улыбкой Павел Илларионович. - Мне отлично! А вот рукав пальто ты где-то разорвал. Так и будешь ходить всю зиму? Небось, опять на перилах ездил?