Борис Можаев - По дороге в Мещеру

- Жива Слезкина? - спрашиваю косцов.

- Умерла в прошлом году.

- Да, хватили мы с ней редьки хвост.

- Помудровала нами, царство ей небесное.

- Бывало, и на трудодни не платит, и в отход не пускает. Живи как хочешь. Хоть святым духом питайся.

- Духом и питались. Бо знать, что ели.

- А теперь не ходите в отхожий промысел? - спросил я.

- Некому ходить. Чего нас осталось-то? Вот - и все мужики тут.

- Теперь и дома заработать можно. Хоть плотничай, хоть стены клади. Делов хватит.

- И платят не хуже, чем на стороне.

- И пенсию дают. Чего еще надо?

- Теперь в отход ходят из городов. С производства то есть.

- Ну? Берут отгул или отпуск... Сколачивают артели - и пошли шабашить. Работы везде хватает. Рук нет.

Да, рук нет. Мало рабочих даже здесь, в глухой стороне, где каких-нибудь пятнадцать лет назад их было избыточно. С этого и завязался у нас разговор в малаховском совхозе.

- У меня всего восемь человек разнорабочих в центральном отделении. В Ветчанах косить некому. Восемнадцать баб да один мужик - вот и все косцы. Дают на заготовку сена двадцать пять рублей, а я плачу по сорок восемь, да еще премию накидываю. Но некому косить, - рассказывал директор совхоза Николай Дмитриевич Паршин. - А неудобных лугов много: кочкарник, залежь да всякие поросли. Лес не дремлет, наступает на поля и луга.

- Это в Ветчанах-то некому косить? - покачал головой Петр Арефьевич. Ведь раньше у них по сто человек отходило на сторону.

- Больше! - подхватил Паршин. - Из Ветчан и Култуков по двести человек отходило. Зато уж как вернутся на сенокос - любота! В две недели управлялись. Да, не удержали народ. Поразъехались да состарились.

Паршин погрустнел, задумался и вдруг тряхнул головой:

- А можно было удержать народ. Промыслом! Там бы завели столярные мастерские, там лесопилки или драночный завод, стружку упаковочную гнать, дерматин... Да мало ли что. Возле такого дела и молодежь удержалась бы. Но нельзя было, запрещался промысел. Теперь вот и можно, да не с кем. Народу нет.

- Как у вас с техникой?

- Плохо. Мало техники, и техника старая. Видите, как сыро? Дожди заливают. Силос надо заготовлять - комбайны силосоуборочные останавливаются... Старые. Правда, измельчители КИР и КУФ - эти работают. А травы нынче добрые.

При таком малолюдье техники должно быть не то что много, а на выбор. Вот говорят нам, давайте, гоните специализацию. У вас, мол, картошка хорошо родится. Ладно, хорошо родится картошка. Но ты сперва обеспечь нас всем необходимым под такую специализацию. Вон, в прошлом году мы взяли по сто сорок, по двести центнеров картошки с гектара. И сорта хорошие Гатчинская да Темп. Гатчинская крупная картошка, по чайнику. Выворотишь этакую ковлагу - и взять не возьмешь. Машины не приспособлены, и мало их. А вручную собирать некому. Да... Вот мы и говорим: давайте специализироваться. Но сперва постройте нам хранилища, лаборатории, машины забросьте. А главное - постройте нам жилые дома, куда бы поселить приезжих механизаторов. Своих у нас нет, то есть мало их. Из города в общежитие специалисты не поедут.

Паршину перевалило за сорок лет, но выглядит молодо - ни морщин, ни седины, волосы черные как смоль, нос крючковатый. С виду не то осетин, не то абхазец.

- Из каких вы мест? Откуда родом? - спрашиваю.

- Здешний я, мещерский.

- По обличью вы какой-то ненашенский, - говорю. - У нас вроде бы больше белобрысые водились.

- Всякие были: и татары, и финны, и даже литва, говорят. Это кроме русских. Дети разных народов, - смеется.

- Как с урожаем в этом году?

- Хороший урожай. Секрет? Очень простой - дали под зерновые столько удобрений, сколько следует. В районе расщедрились: выделим, говорят, товарищ Паршин, твой глухой угол из общего потока и дадим тебе столько удобрений, сколько потребуется. А потом поглядим, что из этого получится. Глядите, говорю, милости просим. Пожалуйста. Вот завтра приедут смотреть. Семинар здесь проводить будут. Дожили и мы до урожая.

С Паршиным объехали мы поля и вокруг Малахова, и Ветчан, до самых Култуков добирались. Хорошие поля. Во ржах Паршин скрывался вместе со шляпой.

- Как в воду захожу! С головкой будет, - радовался он по-мальчишески. Давайте за мной! Все за мной! И щелкни нас, Левин. Щелкни на память. Никто не поверит, что в Ветчанах такая рожь вымахала.

Левин фотографировал нас и во ржи, и в ячмене.

- О! Глядите, какой овес... по грудь! Он не зеленый, а синий. Какая сила прет! А кисти, кисти? На ладони не умещаются. Вот что они делают, удобрения-то.