Борис Можаев - По дороге в Мещеру

Нет, такими зазывами да посулами серьезных специалистов не завлечь в деревню. Там нужно создавать условия не хуже городских. В той же ставропольской или кубанской деревне люди живут не хуже, а лучше, чем в городе. И особняки есть, и машины есть, и дороги есть. И никто не зазывает туда специалистов, они сами держатся. И уборка проходит в нужные сроки.

Вот такие мысли приходят в голову, когда я вспоминаю те слова Владимира Порфирьевича.

А в тот солнечный день я приехал в Гусь-Железный полюбоваться на озеро, искупаться, поплавать в нем. Доехал до речки, поднялся на бугор, глянул и... о, боже! Нет озера. По широкой впадине, окаймленной дальней опушкой бывшего прибрежного леса, текла, извиваясь, узкая, местами пересыхающая речушка. И старинной плотины, высокой, кирпичной, с чугунными шлюзами, в темных казематах которой, по преданию, разбойная баташовская братия чеканила фальшивые деньги, тоже не было. Шлюзы, регулировавшие сток, убрали, засыпали - и затянуло озеро тиной да ряской. На месте этом проходила обыкновенная дорожная насыпь; дорога делала крутой поворот, огибала белый двухэтажный барский дом, похожий на длинную казарму, заломанный чахлый парк и снова вырывалась на простор.

Главный врач детского санатория, размещенного в барском доме, показывал мне давние фотографии этого исчезнувшего озера, высокой кирпичной плотины, игрушечных торговых рядов с доисторическими портиками, водил по внутренним покоям огромного дома, заново перегороженного, приспособленного для иных надобностей. Переделка и ремонт когда-то выполнены были наспех - половицы скрипят и хлябают под ногами, двери перекошены, в оконные рамы задувает свежий ветерок.

- Сохранилась хоть одна комната от давнего времени? - спросил я. - С полами, дверями и окнами?

- Полы, двери и прочее - все порастащили. А вот стены и потолок сохранились в одном месте. Идемте, покажу.

Он ввел меня в зал, кажется в теперешнюю столовую, с белыми строгими пилястрами, с лепным потолком.

- Полы здесь были, говорят, наборного паркета, двери орехового дерева с бронзовой инкрустацией, люстра позолоченная висела.

- Жалко, - говорю, - что не сохранилось все это.

- О чем жалеть? Архитектурной ценности этот дом не имеет, - сказал доктор.

Я взглянул на него с удивлением - не шутит ли? Нет, смотрит прямо в глаза, даже с каким-то вызовом. Задиристый светлый хохолок на лысеющем лбу топырился, как петушиный гребешок.

- Как не имеет цены? - говорю. - Это ж дом! Большой, крепкий, полный дорогого убранства.

- Барские покои, и больше ничего.

- Так ведь и народу пригодились бы такие покои.

- Народу нужны другие ценности. Вы еще храм пожалейте. Теперь это модно.

- А что, не жаль храма?

- И храм цены не имеет. Архитектура путаная. Специалисты приезжали, говорят - эклектика.

- И парка не жаль?

- Парк - природа, и больше ничего. В одном месте убавилось, в другом прибавилось. В любую минуту его насадить можно.

Мы стояли возле окна, внизу под нами раскинулся обширный поселок.

- Смотрите, - говорю, - сколько домов. Приличные дома, большинство новых.

- Здесь живет в основном рабочий класс.

- Вот и хорошо, - говорю. - Увеличился поселок за полвека?

- Увеличился.

- А теперь подумайте вот о чем: раньше, ну хоть в тридцатые годы, здесь меньше жило народу, но успевали не только свои рабочие дела делать, но еще и плотину чинить, озеро в берегах держать и парк обихаживать. А теперь что ж, времени на это не хватает или желания нет?

- А это, - говорит, - знакомый мотив. Это все ваше писательское ворчание. Что озеро спустили - это вы заметили, а что над каждой крышей телевизионная антенна торчит - этого вы не замечаете.

Спорить с ним трудно, почти невозможно: доводы ваши он не слушает, только глаза навострит, тряхнет головой и пойдет чесать без запинки, как на стене читает:

- Есть писатели-патриоты. Их книги читают, фильмы смотрят наравне с футболом и хоккеем, потому что яркие, незабываемые образы. И все играют против наших врагов. А есть писатели-ворчуны, которые всем недовольны. Вот одного такого лечили, а он нас же, медиков, опозорил в своем последнем сочинении. За что, спрашивается?

Да, кажинный раз вспомянешь и в дальней дороге бессмертного писателя земли русской Николая Васильевича Гоголя: "Россия такая уж страна - стоит высмеять одного околоточного надзирателя, как вся полиция обидится".

А хорошо ехать в летнюю пору по мещерской дороге, поглядывать по сторонам на красные боры на песчаных угорах, на хмурую таинственную чащобу чернолесья в болотных низинах, на светлые березовые рощицы на открытых холмах, на пестрые многоцветные поляны, или, как в старину называли их, переполянья, окруженные темными раскидистыми, раскоряченными дубами. Того и гляди, просунется сквозь ветви косматая голова дикого вятича, Соловья-разбойника, живущего тут "на девяти дубах", и оглушит тебя трехпалым свистом.