Борис Можаев - Тонкомер

Выплывая на быстрину, мы увидели впереди белые буруны пенистого переката, а там, дальше - огромный залом, из которого торчали во все стороны обломанные, черные стволы деревьев. Оттуда доносился глухой угрожающий гул.

На палубе все притихли, даже бабы на корме, тараторившие всю дорогу, теперь смолкли и сбились в стайку, как испуганные овцы. По знаку старшины мы подняли кверху шесты.

- Отбивай к правому берегу! - крикнул рулевой.

Мы налегли на шесты, баржа чуть застопорилась и тихо стала приближаться к опасному залому.

- Евгений, держать строго по фарватеру! - крикнул старшина.

- Есть держать по фарватеру! - ответил рыжебородый, шестом направляя нос нашей посудины в нужную сторону.

Вода теперь бурлила и клокотала под нами; крупные шапки пены всплывали из-под камней, из-под коряг и ошалело крутились в водоворотах. Баржа, стремительно лавируя между темными корягами и каменными выступами, вырвалась наконец на спокойно разлившееся стремя реки.

- Отбо-ой! - протяжно крикнул рулевой.

- Спасибо за службу, - сказал старшина, проходя мимо нас и забирая шесты.

Мы, довольные собой, уселись на прежнее место и закурили. С кормы снова донесся женский гомон.

- Какая бешеная река, - сказал я. - Чуть зазеваешься - и амба.

- Река что жизнь, - отозвался рыжебородый. - Живешь вот так и лавируешь от берега к берегу, стремнину ищешь - фарватер. Не то - не успеешь оглянуться - в залом затянет. Видал - черные коряги торчат из залома. А когда-то они живыми деревьями были, да стояли возле берега, на опасном месте.

- Да, да! - охотно откликнулся я. - Нечто подобное и с людьми случается. Вы давно здесь живете?

- Порядочно.

- А не бывало при вас какой-нибудь... - я чуть не спросил "забавной истории", но вовремя спохватился, имея в виду его затрапезный вид, а следственно, и нечто неприятное, возможно, пережитое им совсем недавно, и, чтобы не задеть его самолюбия, сказал: - Поучительной истории или, может, случая из производственной практики?

- Всякое бывало, - сухо ответил он, отбросил щелчком папироску за борт и, глядя на темную бегущую воду, погрузился в свои думы, вовсе не обращая на меня никакого внимания.

А я, заинтересованный необычной наружностью своего спутника, так не соответствующей его значительному лицу и трезвым рассуждениям, ломал голову над тем, как бы вызвать его на откровенность.

3

Баржа подходила к поселку, покинутому лесорубами. Внешне он был похож на тот, от которого мы отчалили: те же деревянные домики с тесовыми крышами, дощатая кузница, длинные приземистые бараки... Только нет здесь кудрявого дымка над кузницей, развалены сараи возле домиков, и грустно смотрят бараки черными глазницами выбитых окон. Здесь все тихо, безлюдно; и тоскливо становится на душе, как посмотришь на этот оставленный поселок. И даже редкие столбики дыма над отдельными домами не ослабляют этого чувства, а наоборот, подчеркивают картину запустения.

- Грустно, но поэтично, - сказал я своему попутчику, указывая на поселок.

- Это возмутительно! - зло отчеканил он.

- Скорее это неизбежно, - мягко возразил я. - Лес вокруг него вырублен, лесорубы ушли дальше... и поселок этот больше не нужен.

- А разве нельзя было построить поселок где-то выше и протянуть сюда узкоколейку? И не только сюда, а во все концы. И построить поселок не временный, на три, на пять лет, а постоянный? Не только можно, а нужно! выкрикнул он с силой. - Чтоб жить там по-человечески, а не кочуя из барака в барак. Поэзия!.. Какая, к черту, поэзия? Бардель - вот что это! Цыганские злыдни. Два года назад бросили этот поселок, через два бросят тот, и так без конца. Миллионы бросаем! Знаете, на что это похоже? На то, если бы мужик повез на базар продавать крупу в дырявом мешке. Вот она, ваша поэзия! Вы что, стишки пишете? - с ухмылкой спросил он.

Признаться, я не ожидал от своего собеседника такого пыла. Видимо, я нечаянно задел больную струну и пытался оправдаться:

- Я - газетчик. С ходу не могу определить - где тут убытки. Чего ж на меня сердиться? Я здесь не работал и не считал эти убытки.

- Да только ли убытки, - поморщился он. - А сколько мучаются люди от этого! А лес? Что делают с лесом? - он показал рукой на бурое выщербленное редколесье, покрывшее бесконечные синеющие холмы: - Посмотрите! Рубили на выбор, а все остальное ломали... Захламили и бросили! Теперь тут ничего не вырастет. Чахнуть ему сто лет! Не лес и не поросль... И выходит, вроде как до чужого дорвались: мы пройдем, а после нас хоть потоп.