Елена Нестерина: Это Фоме и мне

- Знаешь, мне кажется, что вся жизнь пошла параллельно мне, как за стеклом. А я только о ней вспоминаю, ну, как там всё было, и догадываюсь. Понимаешь? - Фома никогда ещё так много не говорил. Он говорил, Вика слушала, а Фома удивлялся. И говорил. - Я выйду, и мне нельзя будет есть, нельзя пить, а я сейчас я сижу тут, в четырёх стенах болезни, могу только смотреть в окно - а правда ли там, снаружи, или почти нет, я уже не могу точно сказать. У меня паника какая-то внутри. Я тут как... застеклённый заживо. Но я же выберусь, да, Вика?

Суровый Фома завозил пальцами по стеклу, Вика смотрела на него и боялась что-нибудь сказать - не был он никогда таким.

- Что же это такое, Вика?

- Не знаю... Выздоравливай только, Фома. - Вика почти незаметно всхлипнула. - И всё пройдёт...

- Ты не смотри на меня... То есть нет, Вика, я хотел сказать - ты поскорее ко мне ещё приезжай. А то мне радоваться нечему.

- Да, Фома, да!

- Дай вот только я выйду отсюда... У-у-у, мы тогда! А ещё мы будем песни петь.

- Песни?

- Да. Сядем у окошка, как Маугли с волчатами, посмотрим на луну и запоём. Твоё горлышко будет петь звонко, а я буду подхрипывать.

- Фома... А сейчас-то как? Что?

- И сейчас мы что-нибудь придумаем. Ты только приезжай - весёленькая или просто какая будешь. Всё здесь в наших руках.

- Фома, ты так говоришь, как будто это меня туда посадили, а не тебя. - Вика покачнулась на ящике.

- Нет, Вика. Всё хорошо. И будет хорошо. А если и что не на своих местах - мы это исправим. Помни это, пожалуйста. Потому что мы...

- Потому что мы - сила, что ли?

- Да.

Вика уходила, она обещала приехать завтра. На прощанье она дотянулась до форточки, схватилась за руку Фомы, а затем быстро ушла, не оглядываясь. Она никогда не оглядывалась, поэтому не знала, смотрит ли Фома ей вслед, или нет.

БОЛЬНИЦА ИМЕНИ КРАСНОГО ШПРИЦА

Утро. Село Ранний Вой-2. Корпус инфекционного отделения Больницы имени Красного Креста, расположенный к солнцу так, что солнца-то и не видно. В один из боксов первого этажа входит уборщица, одетая под медсестру (Палёнова, кто ж ещё) и подходит к кровати с небритым Фомой, только открывшим глаза и со сна ещё плохо соображающим. Фома на неё не реагирует.

- Сэр, где ваши анализы? - (это она уже выпендривается из туалета).

- Я за собой смываю. - несётся ей в ответ.

- Ну что ж, завтра повторим.

На самом-то деле Фома её обманул: все анализы он уже отдал другой медсестре, а этой - фиг.

Палёнова ещё какое-то время гремит ведром и возит шваброй, роется в таблетках Фомы и, как всегда, со знанием дела рассказывает о них, а затем уходит. Фома небрежно умывается, завтракает, спустив часть больничной еды в унитаз и компенсировав этот недостаток привезённым вчера матушкой куском холодного варёного мяса. Фома любит мясо. Затем он глотает таблетки и направляется в процедурный кабинет под капельницу.

На нём всё тот же больничный халат, покрой и цвет которого просто унижающие человеческое достоинство, в этом халате даже мощный Фома напоминает сынишку Ивана Грозного в одеждах великого отца. Но Фома выше этого, он идёт, в коридоре встречая нянечек и кухарочек, которые уже явились на работу и по роду службы теперь бегают из палаты в палату в поисках мочи и кала. Нянечки и кухарочки здороваются с Фомой.

В процедурном его встречает дежурная сегодня Галина Петровна.

- Ложись, птичка, - говорит она, налаживая капельницу. - Ну, в какую руку колоть будем?

- Мне всё равно, Галина Петровна, - говорит Фома, и оглядывает свои руки. Ему, конечно, не всё равно - половина вен правой руки предательски растворилась в медицинских препаратах, но оставшиеся обнаглели и выглядят вечными. С левой рукой та же история. Всё равно Фома рад, что сегодня будет колоть Галина Петровна. Пациенты той медсестры, что дежурила вчера, неделю руку согнуть не могут: она обычно брала иглу, как отбойный молоток, всаживала в руку и начинала там как в носу ковыряться - вену искала. А Галина Петровна, может быть, малость уже трусит, потому что ну куда столько уколов в одного человека, но колет прилично, и Фома ею доволен.

Фоме почти даже весело лежать под капельницей каждое утро. То ему огурчик дадут, то морковку, то анекдот расскажут, то даже книжку вслух почитают. Фома обычно утром не торопится вернуться в бокс и одиночество.

Так и сегодня - Галина Петровна ставит капельницу, и вот уже чужеродные элементы лекарства скользят внутри вен, выискивая, как кажется Фоме, вредителей его организма и борясь с ними. Или сами там бегают от инфекции - результаты их деятельности уже покажут анализы. Фома лежит в одиночестве, (Галину Петровну куда-то вызвали) чувствует, как его вены наполняются холодом и медицинским покоем, и представляет, как целебные молекулы борются в крови с бандитски настроенным мусором его болезни. В тишине и умиротворении Фома закрывает глаза, и через некоторое время он уже в одном из магазинчиков Пномпеня, где в недлинной очереди стоит Вика, одетая в свои рваные джинсы с кофточкой и сиротливо жующая "колечки". Подойдя к продавцу, Вика, долго и мучительно заикаясь, так, что вся очередь начинает ей сочувствовать, вдруг спрашивает маленького милого продавца, не завезли ли свежее дизельное топливо...