Георгий Осипов: Майская ночь лемуров

Свит! Четыре свинки-собачки на задних лапах из Великобритании. Когда по западному радио уже гоняли "Фугасную бомбу" и "Тинэйдж-рэмпэйдж", в Советском Союзе выпустили довольно тухлый ранний "баббл-гам" на гибком флексе. Все это я слышал раньше: "Том-том торнэраунд", "Поппа Джо" (для Азизяна песня), "Фанни-фанни" - все плевались, кроме ко всему лояльных идиотов, вроде Юры Навоза. И тут покойный Овсянников в "Международной Панораме" показывает "Боллрум-Блиц". "Вот это уже кое-что", - как поет в своей "Водочке" Шульман. Четыре тупоносые дылды в блядски громком макияже, в клеенчатых сапогах на платформе и хуи через корсетный атлас выпирают.

Одно только слово "Блиц" в названии этой отличной вещи моментально обнажало фашистские симпатии в сердцах внешне покорных юношей, которым "то нельзя, другое", якобы тоже, "нельзя". "Боллрум Блитц" вспарывал глухой войлок политической корректности, и перешагивая через анатомический стриптиз картонных жертв (из-за дефицита цветной порно, каждое черно-белое ню воспринималось тоже как порно) выталкивал, словно ракету из воды, во мгновенной эрекции, нет, не член, вашу салютующую правую руку!

Блондин Брайан Конноли прижимал к груди кулаки и выкрикивал свое незабвенное: "Ау-ййэээ": Я даже вычитал в "Поп-фото", что у солиста "Свит" два любимых хобби: первое - стрельба, а второе (похвальная любознательность) - история Третьего Райха!

У Пшеничникова был знакомый слесарь, по виду не скажешь, что слесарь, скорее питурик, как мне кажется, покрытый ржавым загаром кривоногий тип на срезанных каблуках, в очках-хамелеонах, духами пах! Он требовал приносить ему плакаты "Свит", но только чтобы обязательно "В чулочках". Поняли, какой слесарь - "Свит" в чулочках!"

Я попробовал продать через Пшеничникова ему вкладыш из альбома уже пост-глэмового периода, но слесарь не увидев своих желанных "чулочков" на раскабаневших англосаксах раскапризничался и отчитал Пшеничникова, а тот потом меня - слабохарактерная тряпка.

Прикиньте, как у него в ящике с инструментом валяются "чулочки", пояски - все это перемазано мазутом и пахнет его духами. Свит, свит слесарь. Иногда, лежа на животе под ивою, я испытывал желание помучить такого дяденьку под стук колес электропоезда, поманить пальцем в жаркой черной кожаной перчатке с заднего сидения, вывести в тамбур и отхлестать там по плечам и ключицам трофейной, вывезенной из Германии бисерной плеткой-змеей. Потом вытереть ему слезы и пот, защемив на мгновение нос, затем надеть на бесстыжие глаза предусмотрительно удаленные очки, и подарить ему цветной разворот "Свит" "в чулочках". И когда он заснет у себя в хате, набрызгав на покрывало сгустки лягушачьей икры (из которой когда-то задолго до нашей эры шмыгнул на песок основатель его фамилии), пусть Свит вылезут из картинки и начнут, словно гиены, кусать слесаря, мало помалу погружая зубы в его плоть глубже и глубже так, чтобы на утро разбросанные им фирменные вещи и флаконы увидели от своего владельца один добела обескровленный каркасс.

Мы, Хижа и я, ворвались в беседку. Внутри, меж лезвий лунного света, бухали двое мальчиков. Я слышал от них, что они собираются стать юристами и учат друг друга играть на гитаре одну медленную пьесу Блэкмора. Похоже они совсем не собирались зажимать, чьи лица в лунном глянце приветливо улыбнулись при моем появлении. Под низким потолком девичьи фигуры казались длинней, чем есть. Я возник посреди их компании сперва, как существо третьего пола, но очень скоро мои желания оказались направлены строго на девочек. Не стоило терять время на растление будущих юристов - с ними и так все было ясно.

И вот мы танцуем под "Rebel-Rowser" и обмениваемся засосами со Светой Ибис. Она не оказывает сопротивления, и отвечает как смазанный экспонат в каирском музее. У нее очень гладкие бока и спина, очень крепкая и упругая задница. Это пневматическая упругость цеппелина, в отличии от бездыханной околелости тварей (недаром stiff мужского рода) моего пола, мне нравится. Я засовываю ее руку себе под джинсы и ловлю губами ее свежий язык (вот, что надо отрезать стареющим соскам). Теперь уже играет "Get It On" и после нескольких рывков под барабаны припева, я кончаю чернилами на ударе гонга, и со шлепком по афросраке школьницы говорю ее голосом: "You`re dirty sweet, you`re my girl". А мокрое пятно, растекаясь под первые такты такого старомодного, в эпоху "Jeepster" (78-ой год, бэби), выглядит при свете луны фиолетово.

Холодные и очень соленые воды Азовского моря, кишащие вредными микроорганизмами, разбавленные мочой славян, свиней, собак, евреев, турок, моряков, всех не перечислить, скрывали под собою на не очень глубоком дне подъемный агрегат и праздничные буквы имени Lucifer, чтобы вытолкнуть их на заре вместо пустого солнца, уже под иною твердью, как вытолкнул некогда мою руку "Боллрум Блитц".