Лев Овалов - Болтовня

Клевцов побледнел, сощурил глаза и вежливо, даже тихо спросил:

- Позвольте спросить, кого же вы назначили директором?

Ах, бестия! Ты вздумал нас ловить? Нет же, мы тебе не плотва.

- Убери свою удочку дальше! - усмехаясь, ответил я директору, выступая вперед. - Самостийничать мы не хотим. О новом директоре позаботится трест.

- Так извольте жаловаться, а не устраивайте митинги, - сразу меняя тон, сухо заявил Клевцов.

- Мы и пожалуемся, - спокойно отозвался Костомаров. - Но калечить типографию больше вам не позволим.

Терпение Якушина лопнуло, он выскочил сбоку, заслонил Костомарова и грубиянским тоном выпалил в лицо директору обидные слова:

- Чего нам жаловаться! Выгнали тебя - и крышка. Иди ты на нас жалуйся!

Вдруг, еще за воротами, послышался сердитый, приказывающий голос:

- Кто там разговаривает? Немедленно прекратить!

Перед нами появился Кукушка, с поднятым кверху носом, с презрительно сложенными бантиком губами и дерзким выражением глаз.

- Это вы, товарищ Клевцов, с ребятами шутите? - сразу смягчил он голос. - У меня к вам дело... А ну, ребята, по местам, по местам, живо!

Несколько голосов дружно ему ответило:

- Катись...

- Колбаской, - ласково прибавил Якушин.

- За что вы меня, ребята? - почти жалобно буркнул Кукушка и вопросительно взглянул на Клевцова, вероятно, считая директора виновником нашего бурного настроения.

- Бунт! - серьезно сказал Клевцов. - Я уезжаю в трест.

Потом он полуобернулся к нам и почти по слогам кинул угрожающие слова:

- Не беспокойтесь, через два часа в типографии будет порядок, а хулиганам придется отвечать.

Хотел я ему сказать - в своем доме человеку бастовать не приходится, только этот человек не чувствовал себя в нашем доме своим...

Мы молча проводили директора. Но я сразу понял: в типографию он не вернется.

Кукушка оказался глупее.

- Бузотерство? Выступление против руководства? - вызывающе закричал он. - Я иду в райком!

- Иди, иди, мы будем там раньше, - насмешливо откликнулся Костомаров.

Спровадив начальство, мы послали Костомарова в райком, Парфенова в трест, а сами пошли на работу.

* * *

Работа шла лучше обычного. Или это мне только казалось? Да нет, все рабочие находились в возбужденном состоянии и, ожидая дальнейших событий, больше молчали и углублялись в работу.

Пришли сумерки, зажглись огни.

Я был занят в ночной смене и весь день просидел в завкоме, говорил по телефону, советовался с Костомаровым, Якушиным, Парфеновым и дожидался гостей.

Никто не расходился по домам.

Вечером, часов в семь, перед типографией загудела сирена.

Раньше звонка обежала все помещение весть:

- Приехали!

Через несколько минут типография собралась, - все бежали, торопились, никто не задержался, похоже было - пожарные по сигналу торопятся.

Приехали секретарь райкома и председатель треста. Ни Клевцова, ни Кукушки с ними не было.

Секретарь райкома совсем простой, пиджачок не из важных, черная косоворотка, лицом похож на наборщика, сероватый, небритый.

Председатель треста пофасонистее, рубашка голубая, галстук в крапинку, лицо сытое с румянцем, ботинки желтые с глянцем.

Поздоровались мы с гостями.

- Начнем, - говорит председатель треста.

- Шипулин, где ты? Начинать пора! - кричит Якушин.

Оглянулись: Шипулина нет - смылся куда-то. Искать, конечно, не стали, не до него.

- Товарищи, объявляю собрание открытым, - сказал вместо Шипулина Костомаров.

- Не надо... - остановил его секретарь райкома и махнул рукой. - Чего там собрание... Побеседуем просто...

Секретарь райкома потушил мелькнувший было в его глазах смешок и сурово спросил:

- Ну чего вы тут набедокурили? Рассказывайте! - сказал он это очень просто, и одновременно казалось, что он обращается к близким товарищам и нашалившим детям.

Поднялся гомон. Кричали, перебивали друг друга, жаловались на беспорядки и крыли, крыли последними словами директора.

Шумели до полуночи. Секретарь райкома и председатель треста не останавливали никого, внимательно прислушивались к тяжелым речам, к раздраженным выкрикам и непрерывно делали пометки в блокнотах.

К полуночи выговорились.

Нарядным цветным карандашом застучал по столу председатель треста.

- Совершенно ясно, - сказал он. - Типография работала неладно. Клевцов хозяйничал плохо, но почему же вы не жаловались, почему не обратили внимание треста на беспорядки? Нехорошо, товарищи, нехорошо. То тише воды, ниже травы, а то сразу пересолили.