Николай Златовратский - Деревенский король Лир

– С чего же это он? Ведь он еще не очень был стар?

– Точно… Где бы еще умирать!.. Еще годков пять за печкой посидел бы… Господь с ним! Еще годков бы пять лапти проковырял.

И большак закатился своим обычным добродушным, беззвучным смехом, покачивая из стороны в сторону золотисто-красною шапкой кудрявых волос. Засмеялись и сидевшие с ним рядом мужики.

– Я думаю, от огорчения он умер.

– Может, и с огорченнее… Старичок был чуткий… Это верно… Тоже все еще бодрился.

– Зачем же вы его огорчали?

– Кто его огорчал!.. Господь с ним!.. А уж это так, значит, предел ему пришел.

При этих словах так ярко припомнился мне рассказ старика о «кобылке и ее заслугах».

– Где же он умер? У тебя? – спросил я большака.

– Нету, нет… От нас он в бегах почесть год был… А умер он у Степаниды… Она его в городе обрела, сюда вместе и пришли. Степанида незамужницей объявила себя и свою часть востребовала… Ну что ж, думаем, ежели господь ее таким несчастием попустил: пущай! Миром ей надел вырезали, как мужику, вполне… А мы с братом вот хибарку ей отдали (вот, насупротив), печку ей произвели… Что по хозяйству надо – справили… Должно, у нее деньжонки принаблюдены были: лошадь купила… Хозяйство вполне повела. И дедушку при себе оставила… Ожил было старик. Ходит это вокруг избы с топориком, хлопочет, постукивает. Как быть опять хозяин. Ровно бы и в дело… Забавник такой стал, господь с ним! Ну, да вот бог веку не продлил… Натрудил себя очень огорчением-то зараньше, думать надо. Ну, и не осилил.

Я подошел к маленькой амбарушке, стоявшей напротив, через улицу, как-то совсем вдавшись в глубь усадьбы, к овражку. В амбарушке, заметно, недавно выпилены два крохотных оконца и приделаны, чуть не из драничек, сенцы; у ворот еще и теперь валялись стружки и чурки – остатки неоконченной работы. Поленница сучковатого валежника сложена была сбоку. Как живой, припомнился мне в это время Чахра-барин. Вот, казалось, сейчас выйдет он ко мне навстречу, с топором в руке, в новых лаптях, добродушно мигнет правым, слепым глазом и начнет напоминовение разных заслуг: «Вот, милячок, глянь-ко сюды, какой дворец-то я вывел! Все ведь, друг, кровью это досталось… Не лихвой, не обманом, не разбойным ремеслом: во всем одна кровь наша да пот наш!.. Вишь, сенцы-то вывел: сам и дерево пилил, и скоблем скоблил, и тесину драл!..»

Вскоре мне пришлось заехать к моему арендатору.

Я полюбопытствовал насчет деда Арефа, и арендатор молча кивнул мне на запечку. Там, по-прежнему, увидал я деда Арефа, сидевшего, как статуя, в углу, в своих неизменных больших белых валяных сапогах, словно пригвожденных к полу.

– Что, дед, умер ведь Чахра-барин-то? а? А ведь ты, поди, не думал его пережить? – спросил я.

– Умер, – протянул он. – Кабы заживо замер, что я, так дольше бы просидел на свете… Я-то уж давно омертвел, раньше его помер.

– Как помер?

– Да какой я крестьянин? Замест меня не крестьянин здесь сидит, а моща сидит!

Дед был прав, так ужасно прав, что, уезжая в этот раз из Больших Прорех, я не знал, что ему пожелать на прощанье: долголетней жизни или скорой смерти…

Впервые – в журнале «Русское богатство». 1880. No 1, под заглавием «Деревенский Лир». Выходил отдельной книгой, переиздавался в сборниках рассказов Н. Н. Златовратского. Включался во все собрания сочинений Н. Н. Златовратского. Переиздавался в книге: Русские повести XIX века. М.: Гослитиздат, 1957.

Печатается по изданию: Златовратский Н. Н. Собрание сочинений. Спб., т. 1—8, 1912. Т. 2.

…из захудалых рукосуйных мужичков… – рукосуй – бездельник, лентяй.

Платинка – платиновая трехрублевая монета.

…стоять бы сыну под красною шапкой… – то есть быть отданным в солдаты, в рекруты.

Камардин – искаженное «камердинер» (нем.) – комнатный слуга.

…большину… вел… – большина, большой, большак, большуха – старший в доме, хозяин, хозяйка; старший в общине или артели.

Подволока – чердак.

Косуля – соха или легкий плуг с одним лемехом.

Полати – помост в крестьянской избе от печи до противоположной стены, род полуэтажа, антресолей; общая спальня.

…пестрядинную рубаху… – пестрядь, пестрядина, затрапез, затрапезник (от купца Затрапезникова, которому Петр I передал пестрядинную фабрику) – пеньковая, грубая ткань, пестрая или в полоску.