Павел Засодимский - Милочка

– Пойдемте, бабуся! Что я вам покажу!.. Что-то хорошее, хорошее! – сказала Милочка, беря бабушку за руку и пытаясь поднять ее с кресла.

– Что у тебя там такое? – отозвалась та и, зевая и кряхтя, встала с кресла.

– Вот сейчас увидите! – говорила Милочка, таща бабушку за руку в ее спальню.

Вошла бабушка в спальню, да так и ахнула.

Евдокия Александровна больше всего на свете боялась сквозного ветра, и для того, чтобы было спокойнее, она решила раз и навсегда не выставлять в своей спальне зимних рам, и уже лет десять зимние рамы не выставлялись. Только в жару она выходила на балкон и отворяла окно в столовой или в зале, но никогда в одно и то же время два окна разом в двух комнатах не отворялись. Избави Боже!

А тут вдруг бабушка увидала, что в одном из двух окон ее спальни зимняя рама выставлена, окно открыто, и свежий воздух из сада волной вливается в комнату.

Мгновенье казалось, что бабушка как будто окаменела и, как статуя, неподвижно стояла середи комнаты, грозно нахмурив брови и смотря на раскрытое окно.

– Это что такое? Кто это? – только и смогла она выговорить, с ужасом и негодованием смотря на открытое окно.

– Это я вам, бабуся, сюрприз хотела сделать… Ведь теперь лучше? Не правда ли? – любезным, кротким тоном сказала ей Милочка, держа ее за руку.

– Это – ты? Ты? – собравшись, наконец, с духом, выпалила бабушка. – Как это так? Не сказавши мне, без спросу?.. Да как же это можно? Как ты смеешь распоряжаться?.. Нет! Это уж чересчур… Что это за самовольство! И какой дурак тебя послушался? Вероятно, Дуняшка!.. Завтра же ее прогоню! Ноги ее не будет здесь!.. И окно завтра же… сегодня же… сейчас вот прикажу вставить…

Тут еще, как на грех, Красотка, любимая бабушкина кошка, вздумала некстати тереться около ее ног. Бабушка ее не заметила и как-то наступила ей на хвост. Кошка, конечно, не могла знать, что бабушка и без того находится в сильном расстройстве; кошке стало больно, – она испустила отчаянный, душу раздирающий вопль и страшно зафыркала. Тут уж бабушка окончательно вышла из себя: ей было и жаль свою любимицу, и досадно на нее.

– У-у, мерзкая! Вечно под ноги лезет… Вот я тебя! – кричала бабушка, замахиваясь костылем, между тем как кошка благополучно удирала из комнаты.

Бабушка сердито выдернула руку из руки Милочки и пошла в столовую, жестоко стуча костылем по полу.

– Я хотела лучше сделать… о вашем здоровье забочусь, а вы на меня же сердитесь! – говорила Милочка, идя за ней следом. – Ну, бабуся, вот что мы сделаем: если будет холодно, если вы озябнете сегодня ночью, мы завтра же вставим раму… Хорошо, бабуся? Вы согласны?

Но бабушка ни с чем не соглашалась, ничего слушать не хотела, бранилась ужасно и стучала костылем.

– Если бы я знала, что у меня внучка такая вольница, я бы и в гости к себе ее не пригласила! – с досадой проговорила она, хмуря брови.

– Я бы и сама ни за что не поехала сюда, если бы знала, что у меня бабушка – такая ворчунья, такая злая, сердитая, – сказала Милочка в свою очередь.

Бабушка уселась в свое кресло и долго еще ворчала. Милочка сидела на стуле у окна. Она грустно смотрела в сад и сидела тихохонько-смирнехонько, как шаловливый котенок, только что получивший по «некоторому случаю» здоровую головомойку. Обе они, – бабушка и внучка – надули губы и сидели молча, не смотря друг на друга.

Потом как-то вскоре, – как это случилось, я уж, право, не знаю, – Милочка очутилась у бабушки, на коленях и прижималась своей разгоревшейся щечкой к ее бледной, старческой щеке, а бабушка обнимала ее и, лаская и целуя, приговаривала: «Ох, уж ты, моя вольница!»

Окно в бабушкиной спальне ни сейчас, ни завтра, ни на следующий день не было вставлено, а Дуняша спокойно оставалась на своем месте.

Наконец Евдокия Александровна решилась повнимательнее заняться «несчастною девочкой», приучить ее к порядку, к хорошим «манерам» и вообще прибрать к рукам. Очевидно, на эту «бедную девочку» дома внимания не обращают; надо же хоть бабушке подумать о ней…

Началось с того, что однажды утром бабушка серьезно сказала Милочке:

– Если ты, душечка, вздумаешь куда-нибудь идти, то нужно спрашиваться… По крайней мере, ты должна сказываться каждый раз…

– А если я пойду в сад или в огород?.. Тоже сказываться? – спросила Милочка.

– Ну, тут, конечно, не надо… А вот если далеко куда-нибудь… – пояснила ей бабушка.

И после того, бывая в саду, Милочка, вскарабкавшись по стене до подоконника, заглядывала в столовую где бабушка, обыкновенно, сидела в своем кресле, и крикнув: «Бабуся, прощайте! Я ухожу далеко!» моментально спрыгивала со стены и скрывалась за кустами.